– малая доля получивших ранение в голову, которое, как правило, оказывалось смертельным. Всего Германия потеряла 2 057 000 человек убитыми или впоследствии умершими от ран[9].
Несмотря на огромные потери – в России и Турции точных данных о них нет, – Германию нельзя назвать самой пострадавшей страной, если рассматривать число погибших в процентном отношении ко всему населению. Такой страной стала Сербия… Из 5 000 000 человек, проживавших в ней до войны, 125 000 были убиты или умерли от ран на фронте, а еще 650 000 гражданских лиц скончались от болезней и вследствие лишений – 15 % населения. В Британии, Франции и Германии потери составили от 2 до 3 %[10].
Даже эти небольшие доли стали причиной сильнейшей психологической травмы, поскольку пришлись на самую молодую и активную часть мужского населения. По мере того как та война уходит дальше в прошлое, все чаще в разном контексте можно услышать разговоры о том, что «потерянное поколение» – всего лишь миф, созданный романистами. По подсчетам равнодушных демографов, потери могли были быть быстро возмещены естественным приростом населения, а бесстрастные историки утверждают, что утрату близких пришлось пережить лишь небольшой части семей. В худшем случае, заявляют они, не вернулись с фронта только 20 %, а в среднем эта доля была меньше 10 %. Для большинства же война оказалась просто перерывом в нормальной жизни, к которой общество вернулось, как только смолкли пушки.
Это не просто поверхностные суждения. Конечно, по сравнению с войной 1939–1945 годов Первая мировая была не такой уж трагичной и разрушительной. И материального ущерба она нанесла меньше. Не был разрушен и серьезно не пострадал ни один из крупных европейских городов, тогда как во время Второй мировой войны бомбардировкам подвергались все немецкие города. Бои на Восточном и на Западном фронте проходили в сельской местности. Поля сражений скоро снова превратились в посевы пшеницы или пастбища, а разрушенные снарядами деревни – за исключением тех, что находились в окрестностях Вердена, – отстроили заново. Война не обернулась серьезным ущербом культурному наследию Европы, который было бы очень трудно компенсировать: средневековая Палата суконщиков в Ипре сегодня стоит точно так же, как до обстрелов 1914–1918 годов, как и городские площади Арраса и кафедральный собор в Руане, а сокровища Лёвена, сожженные в 1914-м в результате нехарактерного для той войны акта вандализма, потом тщательно и бережно восстановили.
Кроме того, во время Первой мировой войны гражданское население не подвергалось намеренному уничтожению и жестокому обращению, что было характерно для Второй мировой. За исключением Сербии и в самом конце войны Бельгии, жителей не изгоняли из домов, не лишали земли и мирных профессий. Геноциду подверглись лишь армяне в Турции, и, какими бы ужасными ни были действия турецких властей, причиной их стала скорее внутренняя политика Османской империи, чем сама война. Во время Первой мировой, в отличие от Второй мировой войны, не было перемещений населения, намеренно вызванного голода, экспроприаций, почти не происходило массовых репрессий и казней. Война, несмотря на попытки государственных пропагандистских машин доказать обратное и несмотря на ужасы на полях сражений, была до странности цивилизованной.
Тем не менее она нанесла ущерб цивилизации – рациональной и либеральной цивилизации европейского Просвещения, причем невосполнимый, и, как следствие, всей мировой культуре. Довоенная Европа, хотя она и была империей по отношению к большей части остального мира за пределами континента, проявляла уважение к таким принципам, как конституционализм, верховенство закона и представительное правление. В послевоенной Европе положение изменилось. От этих принципов полностью отказались в России после 1917 года, в Италии после 1922-го, в Германии после 1933-го, в Испании после 1936-го, и их лишь частично придерживались в молодых государствах Центральной и Южной Европы, созданных или увеличивших свою территорию в результате послевоенного пересмотра границ. Через 15 лет после окончания войны почти везде поднял голову тоталитаризм – новый термин для системы, которая отвергала либерализм и конституционализм, вдохновлявшие европейских политиков с начала упадка монархий на рубеже XVIII–XIX веков. Тоталитаризм – это политическое продолжение войны, но другими методами. Он объединял и милитаризировал массы своих граждан, одновременно ограничивая их электоральные права, возбуждая низменные политические инстинкты, маргинализируя и запугивая внутреннюю оппозицию. Меньше чем через 20 лет после того, как смолкли орудия Первой мировой войны – войны, которая должна была покончить с военными конфликтами, как характеризовали ее те, кто почти утратил надежду на ее окончание, Европа снова была объята страхом новой кровавой бойни, провоцируемой амбициями и действиями новых воинственных политиков, гораздо более агрессивных, чем те, кто был рожден долгим мирным периодом XIX столетия. Кроме того, полным ходом шло переоснащение армий тем оружием – танками, самолетами, подводными лодками, – которое во время Первой мировой существовало лишь в зачаточном состоянии и теперь угрожало превратить следующую войну в катастрофу еще большего масштаба.
Таким образом, Вторая мировая война, начавшаяся в 1939-м, вне всяких сомнений, была результатом войны 1914–1918 годов и в значительной степени ее продолжением. Обстоятельства Великой войны, как называли Первую мировую до середины 50-х годов ХХ века, – неудовлетворенность немецкоязычных стран своим положением среди других государств континента – остались теми же, как и ее непосредственные причины. Это конфликт немецкоязычного правителя со славянским соседом. Даже люди остались те же, хотя и занимали теперь другие должности. Морис Гюстав Гамелен, главнокомандующий французской армией в 1939-м, служил в штабе Жозефа Фоша, командующего союзными войсками во время Первой мировой. Уинстон Черчилль, в 1939-м – первый лорд Адмиралтейства, занимал этот же пост в 1914 году. Адольф Гитлер, «первый солдат Третьего рейха», в августе 1914-го был в числе первых же добровольцев кайзера Вильгельма II. Не изменилась и география сражений. Берега реки Мёз (Маас) были ареной боев в обеих войнах, но в мае 1940-го немецкие дивизии форсировали ее с удивительной легкостью, а в 1914–1918 годах в окрестностях Вердена она стала для них непреодолимой преградой. Аррас, бывший для Британского экспедиционного корпуса центром окопной войны на Западном фронте, оказался местом единственного успешного контрнаступления британской армии в 1940-м. Небольшая речка Бзура к западу от Варшавы стала очень важным рубежом для операций на Восточном фронте как в 1939 году, так и в 1915-м. Многие из тех, кто ушел на фронт в 1939-м, маршировали в походном строю в 1914-м – более молодые и еще не выслужившие чинов, уверенные, что с победой вернутся домой до листопада. Однако те, кому посчастливилось остаться в живых, видели и разницу. В 1939 году все жили в ожидании войны, а ее угроза была реальной. В 1914-м, наоборот, война разразилась совершенно неожиданно, и люди, выросшие в уверенности, что кровопролитие больше никогда не затронет их континент, не были к ней готовы.
ЕВРОПЕЙСКАЯ ГАРМОНИЯ
Летом 1914 года процветающая Европа наслаждалась миром и покоем. И то и другое до такой степени зависело от международных связей и сотрудничества, что возможность войны
