Шарлотта заболела. Поэтому она не могла пойти в театр. Так она сказала, и в доказательство провела весь вечер, съежившись на ступеньках, держась за живот одной рукой и за перила – другой.
– Мам, я не могу.
– Мы купили билеты. Купили их несколько месяцев назад.
– Мам, вы идите. Я справлюсь. Возьми с собой мобильный, и если станет хуже, я напишу или позвоню.
Дело было в том, что она не заболела. Я знал, что она врет, но что я мог сделать. Она пахла здоровьем, как обычно. Я обнюхал ее с головы до пят, и на ней не было никаких больных запахов.
Хэл не облегчал жизнь.
– Мама, это же Шекспир. Шарлотта даже написать его имя не может.
Шарлотта издала стон и согнулась.
– Извини, мама, я не могу.
– Ах, вот они где.
– Ш-е-к-с-п-и-р, – произнес Хэл.
– Я лучше возьму очки, – сказала бабушка Маргарет. – Билл всегда говорил: «Помни про очки».
Кейт ничего не говорила, только смотрела на всех членов Семьи с растущим раздражением. Затем она взглянула на меня, по ее взгляду можно было предположить, будто она ищет что-то. Что, я не знал, но это определенно было то, что, как ей казалось, я мог ей дать.
собственность
Шарлотта смотрела из окна гостиной, как машина выехала на улицу. В миг, когда та исчезла, она побежала в коридор, сняла трубку и набрала номер.
– Привет, это я. Можешь приходить, они уехали.
Это было нехорошо. Кому бы она ни звонила, она явно нарушала правила. А нарушение правил плохо для Семьи.
Я последовал за ней наверх, в комнату родителей. Она подошла к зеркалу и начала выщипывать брови. Потом накрасила губы и затем вылила на себя столько духов, что полностью скрыла свой естественный запах.
В дверь позвонили.
Мы побежали вниз. Я лаял, но знал, что это бесполезно.
Дверь открылась. Я выбежал и обнюхал незнакомца, ища подсказки. Крепкие запахи подростка дрожали в воздухе. Табак. Затхлая моча. Пот. Похоть. Полное отчаяние. У него была доска на колесах. Ее я тоже обнюхал.
– Прости за собаку.
– Ничего, он клевый. Люблю собак. – Он потрепал меня по шее. – Как его зовут?
Меня было не обмануть. Я знал, кто треплет меня за шею. Это был Дэнни Томас. Настоящий чертов кошмар.
– Его зовут Принц. Весьма оригинально, знаю.
– Ладно, Принц, ладно, парень, так, хороший мальчик, хороший. Эй, это частная собственность. – Он убрал мой нос от своего паха.
Шарлотта рассмеялась и открыла дверь пошире, чтобы Дэнни Томас мог войти. Приглашала в дом опасность. Я заметил, что на нем был собачий поводок, как и на Шарлотте, он свисал с его больших, мешковатых джинсов.
Дэнни Томас вошел.
– Хороший дом, – сказал он.
– А я думаю, он ужасен, – ответила Шарлотта.
– Видела б ты мой.
Шарлотта пахла неловкостью, она спросила:
– У тебя есть собака?
– Да. Есть. У нас тоже лабрадор. Папа пытался забрать ее, когда они разошлись, но она досталась маме.
В его словах не было смысла. Если у него был лабрадор, он жил в счастливой Семье. Если только, конечно, лабрадора завели не слишком поздно. Так бывает. Генри мне рассказывал. Были лабрадоры, которые никак не могли спасти свои Семьи, уже пребывающие в неподконтрольной ситуации. Но это была редкость. Я никогда не встречал такого лабрадора. Или такой Семьи.
Дэнни Томас уселся на диван. Я сел перед ним, приглядываясь. И принюхиваясь. Шарлотта тоже села и положила голову ему на грудь.
– Когда твои мама с папой вернутся?
– Не знаю. Не раньше десяти.
– Если бы твой папа меня увидел, он бы меня убил.
– Не убил бы.
– Ладно, но яйца бы точно отрезал.
В этот момент я заметил его руку. Она тянулась, очень медленно, к левой груди Шарлотты. Шарлотта это тоже заметила, хотя, похоже, не возражала. К счастью, рука не несла в себе явной угрозы. Коснувшись груди, она замерла там, словно ждала чего-то.
– Что хочешь делать?
– Все равно. Что угодно.
Затем, без предупреждения, их рты сомкнулись. Я не знал, что происходит. Дремавшая рука начала двигаться.
Я заволновался.
Как далеко это зайдет? Я не был готов узнать. Я должен был действовать. Я должен был нарушить их настрой. Я должен был сделать хоть что-то.
