1Роман ехал по весеннему лесу бок о бок с Пакославом.
Травень-месяц[26]вступал в свои права. На берёзах, буках и липах развернулись листья, зеленела трава на лужайках, откатывались в берега разлившиеся реки. Золотыми и белыми звёздочками сверкали первоцветы, лес звенел от птичьих голосов, пахло свежо и сладко. В такую пору душа молодеет, хочется праздника и сказки, как в детстве, и лишь тот, чья душа давно превратилась в камень и камень тот рассыпался в прах, не мечтает в такую пору о любви.
Приглушённо, не заглушая птичьего гомона, постукивали копыта по земле. Остался позади загородный терем Пакослава, где жила его жена Цветана с дочерью. Десятилетний Пакославов сын, совсем ещё отрок, скакал с охотниками и весь светился от гордости - не каждого мальчишку берут на охоту в честь приезда русского князя!
Сами Роман и Пакослав ехали впереди по неприметной лесной дороге. Чуть поотстав, скакали их спутники - юный Пакославич с дядькой, двое меченош да двое Романовых бояр. Остальные с загонщиками растянулись по всему лесу - где-то далеко, пробиваясь через птичий гомон и шорох ветерка, доносились раскаты охотничьих рогов и заливистый лай собак.
- Что-то невесел ты, Роман, - Пакослав откинулся в седле, глубоко дышал свежим воздухом. - Аль что не по нутру?
Роман косился на кусты орешника и ольхи по обочь дороги. Перепуганные птахи мелькали в ветвях.
- Правду скажу - многое мне не по нутру, Пакослав, - неохотно ответил он. - В Галиче мою вотчину угры себе прибрали, я первый в роду моём изгоем оказался, родным братом со стола отчева и дедова согнан! От родича своего подмоги приехал просить, а меня видеть не желают… С тобой мы с юности знакомы, помню, как пришлось шесть годов назад стоять нашим полкам друг против друга возле Берестья. Ты мне зла желать не можешь. Но что же князь-то? О чём он думает? Не нарочно ли тебя ко мне приставил, чтобы охотами да пирами меня отвлекать? Чего он хочет?
Волнуясь, Роман резко натянул повод, заставляя коня вскинуть голову и осесть на задние ноги, выворачивая шею и бережа нежный рот. Пакослав покосился по сторонам, словно за кустами сидели послухи.
- Прав ты, Роман, ты мне знаком давно и случая не верить друг другу у нас нет, - кивнул он. - А посему скажу я тебе кое-что… Но ты не думай, то не от князя исходит. То моё разумение… Слушай! Нынче Бэла силён. Он с Византией рассорится и никто слова не скажет. С ним никто враждовать не желает! Даже у вас, на Руси! Вряд ли и Казимиру нужна война с Бэлой - ведь жив его брат, Мешко Старый.
- И ты думаешь, что он мне откажет? - прямо спросил Роман.
- Ты и сам не глуп, - уклончиво ответил Пакослав.
- Значит, ему родня ничего не значит?
- Значит, не значит… Князь Мешко Старый тоже…
- Ясно! - оборвал Роман и, стиснув бока коня ногами, нахлестнул его плетью, поднимая в галоп.
В стремительной скачке по густому лесу, когда ветки хлещут по лицу, высекая слёзы из глаз, хотелось избыть тревогу и горечь разочарования. Он уже начал надеяться! Как он мог забыть, что люди везде одинаковы и что на Руси брат идёт на брата и стрый на сыновцев, как и здесь, в Польше, - только дома все оглядываются на Киев да на Владимир-Залесский, а тут на Венгрию да на Германию… Но тут совсем близко взревели рога - облава загнала туров.
В такую пору турицы уединяются в глуши, чтобы родить тонконогих большелобых телят. Подождав, пока малыши окрепнут, они объединяются в стада, каковыми и ходят до осени под началом своих вожаков, вороных быков. Сами турицы гнедые, с чёрной полосой вдоль хребта, таковые же и телята. Напасть сейчас на корову опасно, но когда князь и воевода вылетели на прогалину, глазам их предстал огромный матёрый бык. Угольно-чёрный, с сединой на широком лбу и загнутыми кверху длинными, аршинными рогами, вращая налитыми кровью глазами, он крутился на месте, упираясь задом в заросли орешника, и оборонялся от мечущихся вокруг собак. Подбадриваемые загонщиками, они наскакивали с отчаянным лаем, но стоило быку повести в их сторону хоть кончиком рога, тут же отбегали подальше.
