– Я подумывала позвать Виктора, – сообщила Эстер. – И выяснить, не станет ли он нашим водителем на время путешествия.
– Да, но, думаю, он не согласится.
– Потому что я, по правде говоря, не могу позволить себе платить ему столько, сколько и впрямь стоит подобное путешествие. Чтобы добраться в один конец, потребуется часов шесть-семь. Нам придется остановиться где-то на ночь. Таких денег, какие я ему плачу за час, у меня нет. Но спросить я могу.
Тут я малость надулась. И большую часть дня оставалась обиженной. Почему – объяснить не могла.
Зато теперь собираюсь написать, почему, ведь, по-моему, для этого книжка и предназначена.
Думалось: если Виктор скажет «да», тогда Эстер незачем будет брать меня с собой. С ней Виктор будет.
Ненавижу, когда меня оставляют за бортом.
Хотя вам может показаться, будто пора мне к такому и привыкнуть.
Еще о Викторе
– Виктор возьмет нас, – сообщила мне Эстер в тот день попозже.
– Нас? – переспросила я.
– Ты не хочешь ехать?
– Я-то хочу. Только я же вам не нужна. У вас Виктор есть. Так что вы не будете путешествовать одна.
Думаю, Эстер уловила, что я немного надулась. Я этого скрывать хорошенько не умею. Думаю, это связано с общим правилом: никогда не врать.
– Во-первых, – сказала она, – если тебе захочется поехать, то всегда считай, что ты приглашена. Во-вторых, мне нужно, чтоб ты поехала. Думаю, ты – причина, почему Виктор пойдет на такое.
– Как я могу быть причиной?
– Это ты мне скажи, – хмыкнула Эстер. – Я только знаю, что поначалу он считал, что не сможет. Боялся, что в таком протяженном путешествии у него машина сломается. И еще не хотел так надолго отрываться от своего оркестрика.
– У Виктора группа есть? – удивилась я. Понимая, что я всего лишь помогаю сменить тему в разговоре. Но, с другой стороны, такова уж я есть. Верно?
– Очевидно, есть. Но потом я упомянула, что ты едешь с нами, и он с ходу заявил, что поменяется машинами с матерью, а деньги с меня возьмет только за горючее.
– Хмм, – вырвалось у меня.
С Виктором я раз-другой встречалась – на ступеньках. Когда он поднимался забрать Эстер к врачу или еще зачем-то. Мне он показался странным. Особого внимания я не обратила.
– Что ж. В таком случае, думаю, я должна ехать.
Изо всех сил постаралась не выдать себя улыбкой. Потому как, по правде, я очень хотела поехать.
Эстер заводит разговор о моей матери
Только я собралась пожелать Эстер спокойной ночи и сообщить, что я отправляюсь в кроватку (на диван, вообще-то, ведь, кажется, я ясно дала понять, что нормальной второй кровати у Эстер не было), как она сказала:
– Я написала записку, чтобы отправить ее твоей маме по почте.
– Зачем вам это, Эстер?
– Затем, что она твоя мать. Материнство – это весьма священная обязанность. Сама я этого не знаю, поскольку детей у меня нет. Зато у меня была мать. Так что в этой мере мне известно. Как бы она ни справлялась с этой обязанностью, ей все равно необходимо знать, что с тобой все хорошо. Вот я и сообщила ей, что ты в порядке. Сообщила, что от тебя дошел слух. Что правда. Слух дошел от тебя до меня. Верно?
– Где же я, как вы сообщили?
– Написала, что ты прислала мне открытку из Индепенденса, из Калифорнии. Подумала, что это весьма близко к истине. Потому как ты попадешь и в Калифорнию, и в Индепенденс очень скоро.
– А-а, – произнесла я. Или, если нет, то: – Ой, – что-то очень в этом духе.
– Мы отправляемся послезавтра, – сказала Эстер.
– Почему не завтра?
– Я подумала, что лучше выехать в среду, потому что твоей мамы не будет дома. Как я понимаю, тебе не хочется столкнуться с ней на лестнице. И я совсем не желаю, чтобы она узнала, что ты жила тут. Боже правый, мне нипочем не услышать, чем бы это кончилось. Итак, в среду утром. В этот день она ездит в группу помощи потерявшим детей.
Молчание, во время которого я подсчитываю, сколько всего делает последнюю фразу Эстер странной, удивительной и весьма во многом лживой.
– Моя мать ездит в группу помощи потерявшим детей?
– Так она говорит.
– Разве группа главным образом не для матерей, у кого пропали дети… ну, понимаете… дети?
– Такая мысль напрашивается, – кивнула Эстер.
– Вы считаете, она лжет и говорит им, что я младше, чем я есть? Или вы считаете, что ей делают особое исключение, потому как все эти годы я жила, словно маленький ребенок?
