рейхспротектор жаловался на «безудержное» покупательское безумие немцев. «Багажные сетки скорых поездов в рейх теперь постоянно до потолка завалены тяжелыми чемоданами, коробками и набитыми доверху сумками», – сообщал один германский чиновник. Даже в багаже офицеров и высокопоставленных чиновников находят «удивительные товары – меха, часы, лекарства, обувь – в невообразимом количестве»[334].
Вольф Гётте (тогда молодой артист Немецкого театра в Праге, а позже – успешный актер в ГДР) писал: «Пожалуйста, дорогие мои, напишите мне, что еще мне привезти. Я сделаю все, что в моих силах»; «Вчера мы купили отличный письменный стол. Иногда к нам между делом забегает коллега Визнер, ставший настоящим торговцем антиквариатом. Вчера он купил великолепную гравюру времен Первой империи, а сегодня – икону испанской мадонны в готическом стиле. В конце концов, не так уж плохо вкладывать свои деньги в такие, вполне реальные ценности». Для одного из друзей Гётте сочинил такой стишок: «Принесу, как Дед Мороз, новых книжек тебе воз, этим я сказать обязан, как же я к тебе привязан». И обращаясь уже к своей семье: «Помню все просьбы. Вчера купил вам 4 кг какао (7 рейхсмарок за килограмм)». Ролли получил «посылку духов и одеколона, а также светлые кожаные перчатки для своей девушки». Некоему Юргену Мюллеру Гётте после соответствующих денежных переводов писал, что нашел «примус, а также кастрюлю, сковороду и электрическую плиту», а затем снова возвращался к заказам семьи: «Сколько листов японской бумаги нужно купить? Лист стоит 50 пфеннигов, сойдет? Дошла ли моя посылка с семенами? Сегодня отправил пятую посылку с книгами. Оставшаяся посылка уйдет последним транспортом»[335].
Унтер-офицер Фриц Боас писал из Франции (в запрещенной цензурой статье для Wormser Tageszeitung): «Сначала “берут штурмом” универмаги… Каждый желал купить что-либо для близких на родине.
Как раз в сегодняшнем письме от мамы было написано, что “нужно найти ткань для платья, ткань для костюма (желательно коричневую, в тонкую полоску), красивую пижаму, две-три пары чулок, замшу для протирки оконных стекол. Еще (если получится) несколько кусков туалетного мыла и немного кофе в зернах. На сегодня это все, дорогой. В следующий раз напишу тебе, чего бы я еще хотела. Подожди, чуть не забыла. У вас еще продают миндаль и белую жевательную резинку?”»[336].
«Я хочу как можно скорее упаковать сливочное масло и еще мыло (четыре больших куска), чтобы можно было отправить их днем почтой», – писал типичный немецкий солдат Бёлль. Затем следует (ставшая уже привычной) просьба об официально запрещенных тайных денежных переводах на новые покупки («…желательно в хорошо запакованном пакете с пирожками»), а спустя несколько дней еще один отчет: «Вчера отправил очередной фунт масла, итого идут четыре посылки с маслом и одна с огромным куском мыла весом 400 грамм – это маме на именины. Хотя у меня уже 40 марок долга, и я жду вашу посылку с “сюрпризами”». Судя по всему, «сюрпризы» не заставили себя долго ждать. «Я получил книгу Барбары Надерер с “закладками”. Итого у меня теперь 60 марок (10 от вас, 50 от родителей). <…> Если вы продолжите постоянно присылать деньги так, как сейчас, мне не придется упускать сливки “черного рынка”. Я правда рад, когда могу вам что-то послать»[337].
Бёлль присылал то «прекрасную гравюру из Парижа», то косметику, то три фунта лука для матери, то пару дамских туфель, маникюрные ножницы и уже на следующий день объявлял о «напряженном поиске масла» вместе с надеждой, что Аннемари тоже «что-то перепадет, ну и вам тоже…»[338]. Спустя несколько недель: «После обеда я удалился в свои комнаты и в поте лица паковал и паковал одиннадцать посылок (в самом деле, одиннадцать!): две товарищу, одну сержанту и восемь для семьи – две для вас (одна с маслом, еще одна с большим количеством писчей бумаги), две для семьи брата Алоиса и четыре для родителей. На этой неделе я сложил яйца в одну посылку, потому что на две мне не хватило денег для отправки, возьмешь себе часть из дома родителей». Едва закончив, наш солдат снова оказался на пути к счастью: «В Париже я вообще скоро накуплю еще кучу красивых вещей: туфли тебе, а еще отрез на платье»[339].
В простонародье во Франции таких солдат, которые, подобно Генриху Бёллю, десятками тысяч бродили по стране, называли «прожорками» (или колорадскими жуками). Историк Анри Мишель пишет об этом так: «Груженные тяжелыми пакетами германские солдаты отправлялись домой в отпуск с Восточного вокзала Парижа. Их багаж состоял из женского белья, всевозможных парижских деликатесов и предметов роскоши. Хотя речь шла о множестве мелких покупок, в целом они серьезно вредили французской экономике. Вот почему развивались черный рынок и инфляция, и вот почему простым французам становилось все труднее покупать предметы первой необходимости»[340].
Лизелотта С., чей отец работал санитаром во Франции, в 2003 году сообщила: «Я знаю, что мать каждый месяц отправляла отцу деньги. На них он покупал то, чего нам не хватало дома: кофе, какао, сыр, разные виды шоколада, обувь для мамы, для меня, для наших подмастерьев, кожаные перчатки на подкладке и без нее, а однажды прислал даже мотоциклетные перчатки. <…> Почти каждый день почта приносила домой посылки из Франции. Мать также посылала деньги товарищам отца, чьи жены не могли собрать максимально разрешенные суммы. Он делал их участниками этой “сделки”. Отец приезжал в отпуск, увешанный вещами, которые весили больше, чем он мог унести в одиночку. Однажды там были даже шубы для мамы и для меня, тогда еще двенадцатилетней, до которой мне еще надо было дорасти. Он обходил ограничения по количеству, отправляя посылки из соседних частей вермахта. Будучи водителем старшего полкового врача, он часто пользовался этой возможностью. Так, однажды почтальон принес нам десять посылок, связанных вместе. То, что мы не могли использовать или съесть в нашем домашнем хозяйстве из двух человек, служило прекрасным товаром для обмена или продажи. Излишки присланного обычно получали помощники по дому и уходу за садом»[341].
Помимо Франции, германские солдаты поступали так же и во всех других оккупированных странах (даже если в некоторых местах желаемое было труднее достать). В качестве примера приведены письма, отправленные солдатом из Польши жене и ребенку в первую половину войны, из которых германские таможенники по борьбе с контрабандой внесли в протокол соответствующие отрывки: «Посылки тебе для отца и Фриды ушли позавчера. Так что ждите их прибытия. <…> Туфли уже в пути. <…> Купил Отто ткань на пару брюк».
