и сразу же включилось следующее сообщение:
– Коля, ты же понимаешь, что Юрий Фролович не просто так тебе рассказал, где нашёл камень, – он на тебя рассчитывает, он тебе доверяет. Только в твоих руках сейчас ему помочь. Я тоже очень хочу ему помочь, поверь мне.
Снова пауза, включилось третье сообщение. Теперь голос звучал с эхом, как в большом просторном зале. Что-то грузно щёлкнуло на заднем фоне и переливчато зазвенело, так что женщине пришлось говорить громче, чтобы перекрыть этот звук:
– Ты только пойми – тебя никто ни в чём не обвиняет и не подозревает, бояться тебе нечего. Просто достань камни и принеси их мне. Ты знаешь, где меня найти.
И отключилась.
– Она же его обманывает! – Милка горела негодованием. – Нет, ты слышал, да! Коля и сам это подозревал. Так, погоди, надо посмотреть, у него наверняка есть чат с Фролычем, откуда он про камни-то узнал?
Абонент был подписан коротко: «ЮФ». Милка загрузила чат и взвизгнула:
– Ник, глянь! Он Коле сам писал! Причём неделю назад, когда, типа, уехал! Смотри, смотри! – Она листала и читала скороговоркой, сглатывая слова: – «Коля, меня задержала полиция, мне нужна твоя помощь». Полиция?! Я вообще перестаю что-нибудь понимать… «Ты можешь сходить в пещеру и достать оттуда кое-что для меня?» Ой, дальше тут длиннопост прямо – как он камень нашёл, где, как туда лезть… Можно я не буду это читать? – Мила вскинула глаза. Ник кивнул: он это и сам всё знал лучше неё. – Дальше. «Коля, пожалуйста, принеси камни тёте Але, это ювелир, она сможет передать их в полицию. Тогда меня отпустят». И номер прислал. Так вот откуда Коля её взял!
В этот момент в кармане у Милки задёргался телефон.
– Дед звонит. Я сейчас. – Она отошла, стала говорить нарочито бодрым и беззаботным голосом: – Деда, привет! А мы тут в парке гуляем. С Никитой, да…
Ник молчал. Всё это казалось ему мутным, непонятным, даже голова начала болеть от волнения. Если Фролыч в полиции, почему в газете про это не написали? И женщина эта… Ника не покидало ощущение, что она сама хочет получить камни. Особенно сейчас, когда и Коля пропал. Но как же он этого не понял? Или ему достаточно было, что её контакт дал Фролыч? Коля в житейских делах всегда шарил лучше, Ник это и сам признавал. Коля и людей знал лучше. Он без отца вырос, ему часто приходилось свои интересы защищать самому, когда кулаками, а когда переговорами, и Никита, домашний мальчик, всегда доверял ему в оценках людей и ситуации. Разве что беда Фролыча притупила его чутьё. Впрочем, Коля не зря спросил про полицию – видимо, всё же не верил ей до конца. Но потом всё равно согласился встретиться…
– Это часы, – вдруг раздался голос Колетт, задумчивый, далёкий, голос из той самой, непроницаемой её глубины. Ник с тревогой вскинул на неё глаза. Да, так и есть: она стояла бледная, с отсутствующим взглядом. Она была там. – Ты слышал: на записи были парадные часы. Они висели над лестницей при входе. Простой бой каждые полчаса: один раз в середине часа, два – в начале. А дважды в сутки – эта самая мелодия: в полдень и в полночь. – И она несмело, как будто на ощупь поднималась по неосвещённой лестнице, стала напевать нежную, задумчивую мелодию.
И Ник тоже узнал её – так играли часы в музее, большие, очень красивые, антикварные часы. Они висели при входе, над лестницей. Простые посетители редко слышали, как они играли, а он, проведя в музее много времени, не раз слышал их. Именно эту мелодию. Она казалась ему старинной колыбельной. И он представлял, как приятно было спать в доме, где в полночь играли такие часы. Представлял, как Саша, тот мальчик с фотографии, спал под эту музыку.
– Я – помню?
Колетт взглянула на него с удивлением, с радостным прозрением. И ладонь ему обожгло – это она от волнения взяла его за руку, даже не заметив этого.
Он улыбнулся ей в ответ.
– Я тоже, – сказал шёпотом.
– Никита! Ты прикинь! – Милка бежала как ошпаренная. Как всегда, она умела ворваться и разрушить важную минуту. – Нет, ты только послушай, что я узнала! Её зовут Аглая! Эту тётю Алю – она на самом деле Аглая!
– С чего ты взяла?
– Дед сказал!
– А он-то откуда знает?
– Так я спросила, по приколу. Типа, не знает ли он какую-нибудь тётю Алю, ювелира, и он – так это, наверное, наша Алечка из отдела реставрации. – Милка передавала разговор в лицах, как делал сам Ник, но он сейчас даже не замечал этого. – Прикинь, из отдела реставрации! И она там работает знаешь сколько? С марта! Всё сходится, ты понимаешь!
– Да погоди ты! Ещё надо разобраться. Что ещё дед сказал?
– Ну, я такая: а колье, типа, не ей отдавали? Когда выяснилось, что оно не настоящее. А дед: да, как раз ей. Она отличный специалист, мол, из Петербурга. Ну я – ага, спасибо, пока-пока. Чтобы он вопросов не стал задавать. Нет, ты только прикинь! Всё сходится же! – Милка повисла у него на руке, как будто он мог сейчас с этим знанием куда-то убежать.
Но Ник не убегал. И сказал он что-то совсем другое, не то, чего она ожидала:
– Так вот почему там часы.
– Чего? Какие ещё часы?
– На записи играют часы. Это она из музея голосовые наговаривала.
– Да это неважно вообще! Ты понимаешь: эта тётя Аля поступила на работу в марте. В апреле колье пытаются украсть, а потом именно она выяснила, что в музее – подделка, то есть его украли раньше. И она пытается заставить Колю принести ей настоящее. В обход деда. В обход полиции. Ты понимаешь, чем всё это пахнет?
Нет, Ник ничего не понимал. Он чувствовал у себя в ладони горячую ладонь Колетт, и у него в голове всё ещё играла та самая мелодия. Как перезвон невидимых серебряных колокольчиков. Как чужая память.
– Ну ты тормоз! – простонала Милка. – Да эта тётя Аля и пыталась украсть колье! Она стала там работать, чтобы это сделать! Их, наверное, шайка, банда, ты же видел, она не одна была! А потом – бац! А колье тю-тю. А Фролыч вдруг камень находит. И знает, где остальные. А потом Фролыч пропадает. И пишет Коле принести это колье – кому? Той самой тёте Але! Сечёшь почему? Да потому, что Фролыч у неё! Она его украла – или как это называется, ну, когда человека? Чего смотришь? Ты хоть понимаешь, что это всё по-настоящему?! И
