…Ты мне присылаешь Nature, который приходит регулярно. Те статьи, которые касаются моих работ, я не могу читать, а то впадаю в полусумасшедшее состояние. Ты знаешь, мне понятно состояние тех наркоманов, которых насильно оставляют без гашиша. Я понимаю, что люди могут сойти с ума, но я никогда не думал, что до такого полуисступленного состояния я мог бы быть доведен сам, будучи оставлен без моей научной работы…
Снова Кембридж
Господи, как же давно я не брала в руки перо. Столько всего произошло и в семье, и в мире. Господи, советские танки на улицах Праги. Как я надеялась, что у Дубчека все получится, что социализм с человеческим лицом – это не миф, не легенда. Что такое бывает. Как я ждала этого. Глупо, конечно. Господи, и вот – танки. В телевизоре без перерыва – хроника Би-би-си с танковыми колоннами, идущими по Праге. Сейчас, 23 года спустя после войны. Эти кадры врезались мне в сердце и не отпускали меня.
Но прошло два месяца, боль утихла. Как-то надо жить дальше. Я возвращаюсь в прошлое…
* * *
В самом начале 1935 года я поняла, что снова беременна. Первые месяц-полтора прошли тяжело, я не могла уделять Габи столько времени, сколько хотелось бы, и мы решили нанять помощницу. Оливия – так ее звали – была смешливая, очаровательно рыжая ирландская девушка. Она была умна и сообразительна. Правда, иногда у нее случались вспышки страстной влюбленности, но это быстро проходило. Она прожила с нами до лета 1938-го. В марте 1935 года из Ленинграда пришла новость об аресте и высылке в Уфу Исая, мамы и Нины. Постепенно, не сразу, до меня дошел ужас ситуации. «Я их больше не увижу, – крутилось у меня в голове. – Никогда…»
Думаю, что в то время я действовала иррационально. Беременность, ссылка родителей, заканчивающийся контракт Руди в Манчестере – все это перемешалось, переплелось и свалилось на меня. Мозг работал в странном режиме: бездействие перемежалось бурной активностью. В один из таких моментов я решила, что нам нужно переехать в другой дом. «Как же я привезу ребенка в такой холод?»
Почему-то Руди согласился со мной, не думая о том, что через полгода нас уже в Манчестере не будет. А может быть, он и думал, но не хотел со мной спорить. Мы нашли подходящий дом с садом в хорошем районе, месячная плата была разумной. Дом нуждался в покраске. Я сама покрасила комнаты и кухню. Помню, что кухня получилась оранжевой и радовала глаз.
Тем временем прошел почти год с того момента, как Капица покинул Мондовскую лабораторию, оставив ее на попечение Резерфорда. Как он тогда считал, ненадолго. Когда Резерфорд понял, что Капица из Москвы не вернется, он принял трудное решение. Формально он взял на себя руководство лабораторией магнетизма и низких температур, назначив Кокрофта своим заместителем. Кокрофт занимался всеми практическими вопросами. В то время Мондовская лаборатория, построенная Резерфордом специально для Капицы, была лучшей в мире по этой тематике. Резерфорд же добился разрешения разделить зарплату Капицы на две части и на эти деньги нанять в лабораторию двух молодых физиков – одного теоретика и одного экспериментатора.
Так случилось чудо – Руди пригласили в Кембридж. Когда Руди сказал мне об этом вечером, лицо его сияло. Я обняла его, поцеловала и прошептала: «Никогда в тебе не сомневалась, Руди». Кембридж был центром физического мира Англии, местом, куда стекались сильнейшие. Хотя контракт был двухлетним, зарплата была настоящая, вдвое больше, чем в Манчестере. В конце июня назначение было одобрено Королевским обществом, и мы начали потихоньку собираться. На семейном совете было решено, что рожать я буду в Манчестере, но дом в Кембридже нужно подобрать заранее. С этим заданием Руди туда и отправился. Ему удалось снять небольшой одноэтажный дом на окраине, по адресу 2 Long Road, но поскольку Кембридж небольшой город, удаленность от центра не вызывала никаких проблем. Мы прожили в этом доме два счастливых года, а потом его снял Давид Шёнберг, ученик Капицы. Позднее он купил его. Поскольку Давид стал нашим другом на долгие годы, после войны, когда он уже возглавил Мондовскую лабораторию, мы часто бывали у него в гостях и, глядя на знакомые стены, всегда вспоминали: «А помнишь, Руди, вот тут Габи чуть не вывалилась из окна…»
Восьмого сентября 1935 года родился наш малыш Рони (вообще-то, Рональд, но и мы, и все остальные всегда звали его Рони). В середине октября мы переехали в Кембридж.
