Желание смерти – не есть желание смерти.
Это только поиск лучшего состояния, что в конечном итоге является крайним выражением желания жить.
Владимир Дудинцев «Белые одежды»Проснувшись, Вера почувствовала, что в комнате она не одна.
– Считаете нужным сторожить меня даже в связанном состоянии? – хрипло усмехнулась она, глядя в стену.
– Твой дружок в доме, поэтому шеф попросил меня побыть тут.
По запаху прокуренной одежды и немытых волос Вера поняла, что в комнате Степан. Ну зачем отращивать себе такую замысловатую шевелюру, если ее некогда мыть? Или ему лень? Может, он считает, что так она лучше держит форму?
– Он уже вернулся? – Она повернула к нему тяжелую голову.
О, последняя стадия загрязнения: сверху ежик топорщится, как обычно, а нижняя часть волос, доходящая до плеч, собрана в хвост. Маленькие, немного скучившиеся глазки сверлят ее так, будто, если он отведет взгляд, пленница испарится.
Конечности затекли. Похоже, сегодня она спала дольше обычного. Хотя в последнее время ее организм работал, как по часам – никаких бессонниц, которые частенько мучили раньше. Может, это такая реакция организма на стресс? Только вот часы бодрствования становились очень уж утомительными, даже несмотря на неиссякаемый поток воспоминаний.
– Вернулся ночью. Куда ж он денется.
– Дружок… Тоже мне, дружок. Если ты про Пахома.
– Да, ошивается тут с самого утра, вынюхивает что-то. Нарывается паренек.
– Степ, а развяжи меня, а?
– С какого перепугу?
– Да невыносимо уже в одном положении. Хоть разомнусь немного. А то вашей Элле достанется тушка с пролежнями.
– Да и хрен бы с ней.
Вера взглянула на охранника с новым интересом, а тот нехотя поднялся и направился к ней, чтобы ослабить браслеты. Девушке удалось присесть и размять затекшие конечности.
– Еще бы массаж… – мечтательно протянула Вера, вращая головой по кругу.
Степан посмотрел на нее, как на сумасшедшую. Он вообще был какой-то чересчур пугливый для охраны. Вот Юрий – типичный головорез. Морда непробиваемая, широкий лысый затылок. А этот, хоть и далеко не хрупкий, больше смахивал на какого-нибудь деятеля искусства.
Вере стало интересно:
– Ну а тебе чего пришили?
– А? – Степан в очередной раз о чем-то задумался.
– Я спрашиваю, какой частью тела ты обязан Фишеру?
– А, я – никакой. – Он чуть помедлил, почесал сальный затылок. – Моя жена обязана. Ей в свое время понадобилась пересадка сердца. Теперь оно наполовину искусственное. И раз в год надо делать перезагрузку.
– А если не делать?
– Перестанет работать.
– Супер. Пожизненная повинность. Она тоже работает на него?
– Нет, она дома сидит с детьми. А я служу Фишеру. В принципе нормально. Считаю, нам повезло. Лида жива, растит детей. И я на приличном жалованье. Если бы только… – Он замялся.
– Если бы только не ощущение, что ты продал душу дьяволу?
И тут Вера осознала, что она не единственная заложница в доме Фишера. Все эти люди в той или иной степени находятся под гнетом фишерского террора. Сделка, поначалу выглядевшая идеальной, подарившая здоровое тело тебе или твоему близкому, постепенно начинает разлагать душу. И муки эти схожи с физической болью, если, конечно, изначально душа светлая и праведная.
Каким сухарем нужно быть, чтобы равнодушно относиться к тому, что ожидает Веру! Или здесь уже все закалены подобными дикостями? Однако судя по тому, как Степан старательно отводит глаза, что-то человеческое ему еще не чуждо.
За дверью послышались торопливые шаги как минимум двух пар ног. Вчерашнее неприятное предчувствие нахлынуло на Веру с новой силой. Волна отчаяния накрыла ее с головой, буквально парализовав все тело. Сердце начало выстукивать бешеный бразильский ритм.
