Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
и рокеров, и расскажу о тех силах, которые сформировали ее содержание. Основной модус объяснения, который применяется к большинству форм девиантности, был выражен в терминах консенсусной модели общества. Считается, что большинство людей разделяют общие ценности, согласны в своих представлениях о том, что им вредит, угрожает или является девиантным, и способны распознать эти ценности и их нарушения, когда они происходят. В периоды моральной паники общества более открыты, чем обычно, для призывов к такому консенсусу: «Ни один порядочный человек не может терпеть подобное!». Считается, что девиант переступил грань, которая в другое время ощущается не слишком четко.
Когда эта модель принимается как должное, очевидные несоответствия в описании, а также в мотивах мнений и установок можно примирить. Так, находящийся с любой стороны идеологического спектра может принять мотивы «вспыльчивая молодежь» и «знамение времени» – или другие понятия, постулирующие широко распространенный социальный недуг – и идентифицировать группу девиантов в терминах «безумных маргиналов»: «они как животные, пораженные какой-то болезнью, или доверчивые жертвы злонамеренных главарей…» банд. Примитивные теории поведения толпы (индивиды, теряющие контроль в ситуации толпы) могли быть предложены для дополнения картины недосоциализированных существ, постоянно ищущих возбуждения через насилие.
Эта модель – не только плоская и одномерная, но и полностью лишенная исторической глубины – является прямым следствием стандартного освещения в СМИ отклонений и инакомыслия[134]. Символизация и презентация «фактов» в максимально упрощенной и мелодраматической манере оставляют мало места для интерпретации, представления конкурирующих точек зрения или информации, которая показывала бы событие в контексте.
Преобладающие социетальные модели объяснения девиантности нуждаются в тщательном рассмотрении социологом не только в силу их важности или потому, что они дают возможность раскрыть их более наивные и абсурдные основания, но и потому, что такие модели составляют основу социальной политики и культуры социетального контроля. Эти концепции, образы и стереотипы влияют на то, как и в какой момент девиант попадает в аппарат социального контроля. Если сексуальный преступник рассматривается как больной, то его пытаются вылечить, а не наказать; если типичного магазинного вора считают «безобидной старухой» или «клептоманом», то к этой группе в меньшей степени будут применены формальные легальные санкции. Таким образом, неотъемлемой частью концептуальной машинерии является совокупность обоснований и рационализации действий в отношении девианта. О том, как в реальности действовала система контроля и как на нее влияли верования, передаваемые массмедиа, речь пойдет в следующей главе.
Глава 4
Реакция: фазы спасения и ликвидации ущерба
Рассматриваемая в этой главе «Реакция», – не мнение общества о модах и рокерах, но меры, которые предпринимались или, по распространенному мнению, должны были быть приняты в их отношении. Я делаю основной акцент на организованной системе социального контроля и на том, как она отреагировала на некоторые изображения девиантной группы, в свою очередь способствуя созданию образов, поддерживающих концепт «народных дьяволов». Обращаясь для описания этой фазы моральной паники к терминологии катастроф, я в дальнейшем буду использовать три дополнительные категории при рассмотрении ответов и реакций: сенситизация, культура социетального контроля, эксплуататорство.
Сенситизация
Любая новость, которая попадает в сознание, имеет своим следствием то, что человек начинает больше обращать внимание на подобные новости, которые иначе мог бы проигнорировать. Он получает психологические ориентиры, помогающие улавливать ранее нейтральные стимулы и воздействовать на них. Это и есть феномен сенситизации, который в случае с девиантностью влечет за собой реинтерпретацию нейтральных или двусмысленных стимулов как потенциально или в действительности девиантных.
Сенситизация – форма простейшего типа обобщенной системы верований, истерия, «превращающая неоднозначную ситуацию в абсолютно мощную всеобщую угрозу»[135]. Неоднозначность, приводящая к тревоге, устраняется, если ситуация структурируется чтобы стать более предсказуемой. На этом основании тревога из-за, скажем, неопознанного летающего объекта, может быть снижена, если определить объект как «летающую тарелку», а затем ассимилировать схожие феномены в эту когнитивную схему. Сенситизация девиантности основывается на более сложной системе верований, так как включает не только переопределение, но и приписывание вины и направление мер контроля по отношению к некоторому конкретному агенту, который считается ответственным (что соответствует «враждебному верованию» Смелзера). Так, например, в случае беспорядков, вызванных зут-костюмами, «в недели, непосредственно предшествующие беспорядкам, наблюдался рост подозрительности и отрицательной символизации, а также появление истерических и враждебных верований относительно ответственности мексиканцев за различные проблемы местного сообщества»[136].
Первым признаком сенситизации, вслед за первоначальными сообщениями, стал тот факт, что больше внимания уделялось любому нарушению правил, выглядевшему как хулиганство, – а также, что эти действия неизменно классифицировались как часть феномена модов и рокеров. В дни после первых двух или трех крупных инцидентов газеты публиковали отчеты о похожих происшествиях из удаленных друг от друга районов. Например, через неделю после Маргита (Троицын день 1964 года) заявления о происшествиях поступили из нескольких пригородов Лондона, а также Ноттингема, Бромли, Виндзора, Ковентри, Уолтем-Кросса, Кингстона, Блэкпула и Бристоля. Эта волна сообщений имеет точную параллель с начальными стадиями массовой истерии. В известном исследовании Джонсона о том, как маленький американский городок напугал «призрак-анестезиолог» (после того как в прессе появилась изначальная история, озаглавленная «Бродяга-анестезиолог разгуливает на свободе», о женщине, которую якобы отравили газом[137]), первыми знаками истерии стали звонки об отравлении газом и о бродягах. Полиция ничего не нашла, но в течение нескольких дней поступили десятки сообщений, были приняты тщательные меры предосторожности, полиция и общественность предприняли активные действия для поимки «призрака-анестезиолога». Такое же нагнетание напряженности описывается в исследовании 1954 года о Сиэтле, штат Вашингтон, после первых сообщений о повреждении лобовых стекол автомобилей[138] и в другом исследовании, о Тайбэе, после сообщений о том, что детей порезали лезвиями бритв или чем-то в этом роде[139].
Множество случаев хулиганства, о которых сообщалось после фазы описания, были вполне реальными – отчасти вызванными тем типом общественного внимания, который раззадоривал многих молодых людей, провоцируя на поиски неприятностей. Но смысл в том, что неважно, происходили инциденты или нет – сенситизация общественности, которая возникает при массовой истерии, определяла, как о них сообщалось в СМИ и сообщалось ли вовсе.
Вот один из таких инцидентов:
20 мая 1964 года, спустя два дня после Маргита, перед мировым судом Вест Хэма предстали 23 молодых человека, обвиняемых в оскорбительном поведении. Накануне вечером, выйдя из танцевального зала в районе Форест Гейт, они шли толпой по мостовой, толкая друг друга и громко крича. После шутливой драки полиция попыталась разогнать их. Газета The Evening News (20 мая 1964 года) под заголовком «Штрафы 23 подросткам из модов» отметила, что парни
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
