Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
умышленного вреда репутации института, а просто с целью повышения интереса к очередной газетёнке. Журналисты то выставляли воспитанниц настоящими мученицами в руках безжалостных учителей, а атмосферу того или иного института сравнивали с тюремной. То, наоборот, без всякой жалости называли учениц безграмотными, пустыми и безнадёжными язвами современного общества. Сплетни множились. Недовольство росло. Волнения тревожили как народ, так и умы юношей и барышень в стенах учебных заведений. Наверняка очередным распоряжением сверху был приказ замять всякое участие смолянок в том балу у Куракина во избежание очередной волны скандальных статей.
Ещё одна причина сберечь в секрете участие Вари в этом деле. Не только ради неё, но ради всего института и его доброго имени. Из преданности, благодарности и благородства.
За этими размышлениями Воронцова почти не заметила, как миновал остаток урока музыки. Девушки встали тесным кружком вокруг рояля. Ирецкая играла, а они пели, то и дело бросая любопытные взгляды на стопку писем. Варя письма не ждала вовсе, оттого очень удивилась, когда Марья Андреевна протянула ей один из конвертов во время раздачи воспитанницам личной корреспонденции.
– Воронцова, вам послание от матушки, – сухо возвестила классная дама, вручая Варе письмо.
Варвара взглянула на несломанную сургучовую печать и витиеватую карандашную пометку, сделанную рукой маменьки: «Исключительно семейное содержание». На обороте был выведен адрес Смольного института и имена получателей (Вари как конечного адресата и Марьи Андреевны как ответственного лица). Обратным адресом значился их дом в Петербурге, а отправителем – графиня Капитолина Аркадьевна Воронцова.
Читая имя матушки, Варя невольно улыбнулась, потому что маменька имела удивительное свойство даже инициалы свои выводить с царским величием.
Классная дама была в праве вскрыть послание и прочесть его. Случалось такое, что девушки получали весточки от поклонников под видом переписки с родителями или некими пожилыми тётушками. А порой в иных институтах происходило нечто и похуже: вовлечение благовоспитанных девиц в тайные организации, махинации и даже антимонархические кружки. Недопустимое и совершенно невозможное деяние для Смольного, оттого за девушками тщательно приглядывали, особенно если девица давала повод.
Варя поводов не давала, а на сургуче стояла печать Воронцовых, оттого конверт Ирецкая вскрывать не стала. Быть может, просто времени не хватило из-за хлопот с визитом пристава. Интересным Варваре показалось другое: что за семейный вопрос внезапно решила осветить матушка?
Пока подруги изучали полученные письма и записки от родных, Варя отошла к окну и, развернувшись к свету, сломала печать.
Маменька писала сжато, но весьма ёмко. Она спрашивала, как прошли первые недели после каникул, рассказывала об отъезде отца по службе, о новостях от Романа, старшего брата Вари, служившего сейчас обер-офицером в Москве, обещала навестить дочь в будущие выходные, а ещё… хвалила за рвение в изучении японского, но настоятельно просила посещать учительницу пореже, покуда не прознал отец, который, к счастью, отсутствовал дома, когда маменька получила записку с уведомлением об этом от классной дамы. Мама уверяла, что возвратиться к изучению японского всё же лучше с октября, дабы не перегружать себя чрезмерно. Все возможные недоразумения она разрешит и обязательно встретится с Танакой-сама лично. А пока желает дочери приятных выходных, советует почаще бывать на свежем воздухе и поскорее написать ответ.
Абзац про уроки японского языка Варя прочла пять раз, чувствуя, как по шее от затылка за воротник стекает ледяной пот.
Маменька всё знала про её эскапады. Ирецкая уведомила Воронцовых о том, что Варя отлучалась, возобновила уроки и дважды брала экипаж. Наверняка так Марья Андреевна снимала с себя ответственность, а ещё говорила о незапланированной необходимости оплатить траты на извозчика. Но…
Маменька всё знала! И поняла, что дочка солгала, но уличать во лжи напрямую её не стала. Лишь косвенно велела прекратить. А ещё предупредила, что наведается к ней в институт сама, чтобы во всём разобраться.
От волнения во рту пересохло, а зрение по краям расплылось и затуманилось.
Варя прижала к груди письмо. Крепко зажмурилась.
Обмануть матушку не получится. Потому что та прекрасно знала правду: Танака-сама уехала в Токио ещё в начале лета и обещала возвратиться в Петербург не раньше октября. Оттого она и задала Варе так много на время перерыва.
Слегка успокаивало лишь одно: маменька публичного скандала не допустит. Отца волновать она вряд ли пожелает подобной мелочью, но спуску Варе не даст, покуда не выяснит правду. Капитолина Аркадьевна, генеральская дочь и утончённая аристократка с подвижным умом, держала в узде два поместья (под Москвой и в Крыму) и большой дом в Петербурге, была в курсе всех светских дел, посещала вместе с мужем Дворянское собрание, где пользовалась большим уважением, а ещё держала под неусыпным присмотром пятерых детей.
Романа и Анастасию из-под своей опеки она выпустила не так давно. Теперь всё её материнское внимание принадлежало Варе и её младшим братьям, гимназистам Косте и Мише. Маменька, к счастью, обладала удивительным чувством такта и демонстрировала прогрессивность во взглядах. Она никогда не бывала так строга, как отец, предпочитая сохранять с детьми близкие, доверительные отношения. Но и в развязке их не держала.
Узнай папенька, было бы хуже. Он бы наверняка решил, что дочка либо поддалась чьему-то влиянию из-за увлечений науками, либо стал бы искать человека, с которым у неё непозволительный роман. Вышло бы дурно, как ни взгляни.
Варя перевела дух и убрала письмо обратно в конверт. Ей удалось успокоиться до того, как подлетел кто-то из подруг с расспросами.
С матушкой будет непросто объясниться. Главное придумать, как это сделать, чтобы не упоминать Обуховых или кражу у Куракиных.
– Погода дивная, дамы, – с толикой торжественности возвестила Ирецкая. – Почему бы нам не выйти на прогулку сегодня чуть раньше, пока природа позволяет? А урок рукоделия перенесём на вечер.
Разумеется, возражать никто не стал. Стайка повеселевших воспитанниц направилась в дортуар переодеваться, а после в сад. Варя потратила время, чтобы убрать письмо к остальным в тумбочке и переплести косу. Она вышла из общей комнаты в числе последних. Хотела нагнать Эмилию и обменяться парой фраз на тему визита пристава. Но в коридоре её отвлекла горничная – одна из новеньких девиц, поступивших на службу совсем недавно. Варя помнила её круглое простое лицо, но не знала имени.
– Барышня, у вас ниточка на подоле. Позвольте убрать.
Она отвела Варю в сторону и незаметно для остальных сунула ей в руку маленькую записочку.
– Это вам от поклонника. Сегодня утром меня в храме поймал. Хотел к вам подойти, но сказал, не смог. Народу больно много было. Очень умолял передать, – краснея, быстро прошептала девушка, а затем наклонилась и сняла несуществующую ниточку, после чего громче добавила: – Ну вот и всё. Ступайте.
Варя оторопело стиснула обрывок бумажки в руке. На горничную она не взглянула, лишь коротко поблагодарила. Вероятно, эта девушка вовсе не задумывалась о том, что за подобную вольность её выгонят без всяких объяснений. Служила недавно, опыта мало. Не увольняли при ней никого. Оттого и смелая такая в помощи влюблённым сердцам.
Варя попыталась припомнить, кого из мужчин видела утром в храме. Но знакомых никого не заметила. Быть может, приходил кто-то от Германа? Так или иначе, и поведение горничной, и эта записка, показались ей странными.
На лестнице Воронцова чуть помедлила, чтобы тайком развернуть измятый листочек. Почерк был аккуратным. Почти каллиграфическим. Но содержимое никоим образом не указывало на младшего Обухова.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
