Говорить бесполезно.
У Белого нет жалости, и уж точно нет привязанностей. Он привык брать своё и не любит, когда его планы кто-то рушит. Единственное, о чём я его просил, так это не ввязывать меня в его контры с сыном. Игнат — мой друг, и я не хочу быть их точкой пересечения.
Но я тоже не мальчик для битья.
— Этот вариант слишком палевный, — говорю ровно. — Я найду другой способ прижать прокурора.
— Поздно. — В голосе Белого скользит такой пробирающий холод, что не по себе становится. — Фотки уже должны были быть у меня, но ты, тварь неблагодарная, решил поиграть в спасателя. Так вот, слушай сюда, пидор. — Он делает паузу, как будто смакуя каждое слово. — Через час твою бабу притащат ко мне за волосы. Пятеро моих парней сделают с ней, что захотят. А я всё это сниму. А потом отправлю тебе. Лично. Чтобы ты знал, что бывает с теми, кто перечит мне.
Воздух застревает в горле.
— Ну и для прокурора будет интересный контент. Так что свои блядские фотки можешь засунуть себе в жопу, Илюша.
— Белый, не делай этого. — Голос выходит напряженным, но я держу себя в руках. — Ты знаешь, что я всегда выполняю работу. Я предложу тебе вариант лучше.
— А потом, — продолжает он, как будто не слышит меня, — прокачу её на капоте. Чтобы прокурор потом её опознавал по кускам.
Тишина в трубке звенит.
Потом смех. Белый получает удовольствие. Я знаю этот тон. Он наслаждается моими эмоциями.
— Ты же знаешь, что я не шучу, Илюша, — его голос снова становится ровным, деловым. — У тебя пятнадцать минут, чтобы переобуться и вернуть мне, что я сказал. Либо я сделаю с ней то, что пообещал.
Тут же сбрасывает.
Сука.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не швырнуть телефон об стену дома, вдоль которого иду.
Зубы скрипят. Тело напряжено, как натянутая струна.
Лиля.
Блять. Нет времени думать.
Я тут же вбиваю ее номер.
Трубку берут после второго гудка. Лиля. Голос сонный, растерянный.
— Илья? Что случилось? Уже поздно.…
— Слушай внимательно, — перебиваю я ее. — Вставай, одевайся. Возьми только документы и телефон. Больше ничего. Через пять минут выходи из дома. Я скажу, куда идти.
— Что? — Она явно еще не понимает, но в её голосе уже пробегает тревога. — Илья, ты меня пугаешь.
— Просто сделай, как я сказал, Лиля, — я почти рычу. — Срочно.
— Но….
— Лиля! — перебиваю снова, срываясь на крик. Мне не до объяснений. Времени нет. — Сейчас не время задавать вопросы. Делай, что говорю, или будет поздно!
На том конце провода тишина. Я слышу её дыхание. Знаю, что у неё сейчас внутри. Но не могу объяснять. Не могу дать ей выбора.
— Хорошо, — наконец выдыхает она. Голос дрожит, но она соглашается.
— Как выйдешь, позвони мне. Не отвечу — пиши. Договорились?
— Д-да….
— Всё. Быстро. — И сбрасываю вызов.
Знаю, что Лиля в ахуе. Знаю, что ее колотит. Но у неё хотя бы есть несколько минут форы.
Дыхание жжёт грудь.
Теперь это не игра.
И сейчас главное — успеть забрать Лилю до того, как её найдёт Белый.
37
Я стою в ванной, прижавшись лбом к холодному зеркалу. Сердце стучит так громко, что кажется, его звук способен разбудить Романа даже с его громогласным храпом.
Глубокий вдох. Выдох. В пальцах легкое онемение, в горле сухость.
Что происходит?
Почему Илья говорил так?.. Его голос был хриплым, напряжённым, будто сдавленный. В нём было нечто, чего я раньше не слышала.
Какой-то страх? Тревога? Или я просто накручиваю себя?
Я оглядываюсь на запертую дверь, потом на свое отражение. Нездоровый румянец на щеках, широко распахнутые глаза.
Я напугана. И одновременно с этим что-то внутри меня говорит сделать так, как он просит. Бежать.
Но куда?
Я сжимаю край раковины, пальцы белеют от напряжения. Бежать к нему? Просто взять и уйти, как он сказал? Вот так вот — ночью?
Сумасшествие.
Роман спит. Это мой шанс.
Но что, если он проснется? Что, если поймает меня прямо у выхода? Тогда будет уже неважно, почему Илья так срочно меня зовёт — я не успею до него добраться.
А если Илья просто хочет меня?.. Если он просто решил, что вот такой способ — это меня возбуждает?
Да ни черта. Я и так по уши уже. По краю хожу. По самому лезвию.
Нет.
Что-то случилось.
Я чувствую это каждой клеткой. Тревога колючим ежом в груди угнездилась.
И Илья не настолько безумен, чтобы вот так подвергать меня такой опасности. Все наши встречи, даже в клубе, всё было продумано до мелочей. А вот так, просто посреди ночи…. ну нет. Тут явно что-то другое.
Я медленно открываю дверь, выглядываю в темноту. Дом окутан тишиной, такой густой, что кажется можно потрогать руками.
Сын всю эту неделю решил оставаться в общежитии, хотя Роман и был против. Он вообще против общаги. Считает, что там учится не дают.
Крадусь в спальню. Роман лежит на спине, его дыхание ровное, глубокое. Он не слышал моего разговора. Он не знает, что я ухожу.
Тихо, затаив дыхание, я медленно отодвигаю дверцу шкафа и выхватываю первый попавшийся спортивный костюм. Спешно натягиваю его, тихо — так тихо, как только могу — беру телефон.
Сердце колотится. Я едва дышу, когда пробираюсь через коридор, когда натягиваю пальто. Открываю дверь, замираю. Жду.
Ничего.
Еще секунду. Отсчитываю удары сердца: раз, два, три, четыре…
Тишина.
Я выскальзываю наружу, аккуратно прикрываю дверь и бегу, надеясь, что Романа не разбудит вспыхнувший свет уличного фонаря, который реагирует на движение.
Лестница. Холодный воздух ударяет в лицо, но я не замечаю его. Мой разум заточен только на одно — мне нужно добраться до Ильи. Срочно.
Я выбегаю на улицу за ворота и останавливаюсь.
Ночь. Город. Ни одной машины ни у нас по улице, ни выше по трассе в сторону многоэтажек.
Такси. Надо вызвать такси.
Я сжимаю телефон в ладони, открываю приложение. Боже, пусть хоть одна машина будет рядом.…
Есть. Через две минуты.
Хотя, стоп. Он же сказал позвонить, а не ехать к нему домой.
Сбрасываю вызов такси и иду в сторону парка рядом. Именно оттуда он тогда забрал меня.
Я быстро иду через парк, сжимая телефон в ладони. Ночной воздух колет кожу, трава покрыта росой, фонари отбрасывают длинные тени. В ушах шумит кровь, а сердце стучит так громко, что, кажется, его можно услышать с другого конца парка. Я не бегу, но шаг
