за длинным зданием. В центре были сложены дрова, и когда мы вошли на поляну, наступила тишина. Я чувствовал, как напряглось мое тело, как напряглась рука Димы, но я сохранял спокойное выражение лица. Я надеялся, что никто, глядя на меня, не поймет, что что-то не так.
Судья заговорил первым.
— Дима. Наши хозяева приготовили для нас сегодня особое угощение. Будет обычный пир, а после пира - жертвоприношения.
Жертвоприношения? Во множественном числе? Я уже несколько недель был с цирком, но после первого раза все никак не мог заставить себя посмотреть, как это происходит. Я знал, что это отличало меня от других, не давало им полностью принять меня как своего, но каждый раз, когда я думал о том, что увидел раньше, мой желудок скручивало, а в горле поднималась желчь. Это не должно было повлиять на меня так, как повлияло, не с тем дерьмом, которое я пережил в детстве, но это произошло. И я могу гарантировать, что то же самое было бы с любым человеком, живущим в реальном мире, чья жизнь перевернулась с ног на голову и переместилась в этот цирк убийц - любому было бы трудно акклиматизироваться к этому новому, уникальному образу жизни. Мне кажется, никто из цирковых не понимал этого. Все они либо родились в цирке, либо были сиротами, которые находились в цирке с самого детства. Я был исключением, чужаком, который внезапно оказался в их внутреннем кругу и был посвящен в их самые темные секреты.
Когда я об этом подумал, стало понятно, что Судья хотел держать меня подальше от посторонних глаз, а Зуб присматривал за мной. Даже когда Зуб оставлял меня одного, чтобы исполнить свой жуткий клоунский номер на ринге, я знал, что один из охранников всегда стоит снаружи, а другой рыщет по территории с собаками, всегда начеку и наготове, если я попытаюсь убежать. Я еще не заслужил их доверия, даже того, что я знал о них, было достаточно, чтобы засадить их всех. Не то чтобы я это сделаю. Как я уже говорил Диме, я понимал, почему они делают это, и одобрял их извращенный способ вершения правосудия, даже если меня от него тошнило.
— Дима. Как наш огненный исполнитель, не окажешь ли нам честь? - Судья протянул Диме длинный кнут, конец которого сверкал в свете прожекторов, установленных на высоких столбах по краю поляны.
Дима наклонил голову, принимая кнут. Он экспериментально щелкнул им, приведя собак в бешенство. Судья свистнул, и они мгновенно замолчали, припав к земле. Но я почти не обращал на них внимания, потому что Дима снимал свой гребаный топ. Я уже должен был привыкнуть видеть его таким, но каждый раз его красота заставляла мое сердце биться так, словно я убегал от закона, жадно глотая легкими воздух. Мой член зашевелился, я вспомнил, как целовал его тело предыдущей ночью, проводя языком по его твердым мышцам... Черт. Мне нужно было прекратить думать о сексе прямо сейчас.
Он взглянул на меня, и его брови приподнялись, а губы изогнулись вверх в уголках. В его глазах сверкнуло веселье. Глядя на его ухмылку, я был почти уверен, что он точно угадал ход моих мыслей. Его взгляд опустился на мой рот, затем вниз, на выпуклость между ног, которая становилась все более очевидной с каждой секундой, а затем снова поднялся к моим глазам. Медленно, нарочито медленно он облизал губы, его рука провела по его собственной внушительной выпуклости, и у меня пересохло во рту.
Кто-то прочистил горло, и тогда я вспомнил, что мы не одни. Оторвав взгляд от Димы, я направил свое внимание на пирамиду из дров, готовую к поджогу. Это было, пожалуй, самое безопасное место.
Но я не мог надолго отвести от него взгляд. Не тогда, когда он начал покрывать кнут маслянистым веществом, которое он использовал, поджигая во время своего представления. Было что-то такое эротичное в том, как он с ним обращался, его взгляд был сосредоточенным и пристальным, его мышцы двигались и пульсировали, когда он крутил рукоятку в своем захвате, заставляя длину кнута танцевать по поляне.
Я был не единственным, кто не мог отвести от него взгляд. Постепенно я осознал, сколько глаз на него устремлено, как люди открыто смотрят, вожделея его.
Сколько времени пройдет, прежде чем он получит предложение, от которого не сможет отказаться? Я знал, что он переспал со многими из присутствующих. Он был чертовски красив, талантлив, влиятелен и плюс ко всему хороший человек - он мог выбрать любого. Даже Флорин смотрел на него с откровенным желанием, прислонившись спиной к Дарию, который целовал его шею. Не то чтобы я был против совместного времяпрепровождения, и я знал, что большинство членов цирка были так же неприхотливы в сексе, как и я, пока не встретил Диму. Секс никогда не был для меня чем-то значимым. Но у меня никогда не было ничего и никого, кто был бы только моим, а Дима... он каким-то образом стал самым важным человеком в моей жизни за безумно короткий промежуток времени. Я не хотел делить его ни с кем. Никогда.
Все мои тревоги рассеялись, когда Дима снова щелкнул кнутом, и пламя вспыхнуло, голодно облизывая длину кнута. Он закрутил его, огонь заплясал перед глазами, кнут изогнулся в форме буквы S, а затем ударился о землю, подняв облако пыли.
Он покрутился вокруг себя, изгибая тело в извилистом движении, и направил кнут на нижнюю часть кучи бревен, где в качестве растопки лежал сухой осинник. Появилось оранжевое свечение, а затем орляк загорелся, маленькие язычки пламени лизнули древесину. Через несколько мгновений горела уже вся куча бревен, чему способствовало налитое сверху топливо, и когда Дима снова закружился, крутя плеть вокруг своего тела, костер за его спиной словно ожил.
Я не мог отвести взгляд. Он был тенью, силуэтом на фоне пламени, кнут танцевал вокруг него слишком быстро, чтобы я мог уследить за ним.
Именно тогда я прозрел. Мои чувства к нему были гораздо глубже, чем поверхностные.
Как это произошло? Я... я любил его.
Это было безумием, но это было правдой.
Это должно было убить меня, когда он отпустит меня. И я не мог - не хотел - уходить, потому что это означало бы, что он лишится жизни.
Наблюдая, как он сделал последний взмах кнутом, а затем погасил пламя, мерцающее по всей его длине, я смирился со своей участью. Что будет, то будет. Что бы ни
