во всех казачьих станицах»[29], где жили переселенцы из Забайкалья. Его задача, как и в первую поездку, заключалась в том, чтобы отыскать среди казачьего населения Амурского края «следы эпической поэзии, записать песни исторические, лирические и обрядовые, произвести диалектологические наблюдения и собрать словарный материал»[30].
Впоследствии, упоминая в своих лекциях и печатных трудах об Амурских экспедициях 1913 и 1914 гг. (их можно рассматривать как одну экспедицию, протекавшую в два этапа), М. К. приводил интересные подробности о людях, с которыми ему довелось встретиться и которые помогали ему словом и делом. Его «Доклад в Лесном», например, содержит портрет «бабушки Болтанисихи», у которой он записал песню, «великолепную по своему складу» («Как во городе во Астрахани…»), а также другую песню, «столь же древнюю и интересную» (о Стеньке Разине); или, например, характеристику местного богача А. Бочкарева, «человека весьма почетного, уважаемого», который взял молодого исследователя под свое покровительство и помог ему «рекомендациями»[31]. Особо следует назвать казака Семена Ивановича Раздобреева, бывшего станичного атамана, жителя Биджанского хутора, который тут же понял, как и чем он может помочь молодому исследователю. «Я никогда бы не мог найти таких слов и аргументов (да и не обладал таким остроумием), которые неисчерпимо <так!> лились из уст моего спутника для того, чтобы сделать понятной каждому цель моего приезда и моей работы»[32]. Благодаря содействию Раздобреева работа М. К. в этом поселении оказалась особенно плодотворной. М. К. уговорил Раздобреева написать воспоминания, и к лету 1914 г. рукопись была готова. Сохранился ее экземпляр с надписью: «На добрую память Марку Константиновичу Азадовскому от С. И. Раздобреева. 1914‑го мая 30-го». На обложке тетради значится (рукою самого автора): «Рукопись Семена Ивановича Раздобреева с 1858 по 1914 год, на 64‑м году»; концовка гласит: «На добрую память тем, кто будет сочувствовать ко мне» (99–11). Рассказывая о Раздобрееве в «Беседах собирателя», М. К. также сообщает (в примечании): «По моей просьбе он написал, м<ежду> прочим, свою автобиографию, которая, надеюсь, скоро будет опубликована»[33].
М. К. встретится с Раздобреевым еще раз летом 1917 г. в Хабаровске.
Считая воспоминания Раздобреева ценным источником по истории заселения Приамурья, М. К. приготовил в 1922 г. эту рукопись к печати, написал предисловие[34], а кроме того, произвел литературную обработку раздобреевского текста – с максимальным приближением к лексике автора и сохранением, где возможно, его подлинных слов, выражений и т. п. Работа, однако, не была им завершена.
В 1970 г. Л. В. предприняла попытку опубликовать рукопись Раздобреева и обратилась по этому поводу к Н. М. Рогалю, главному редактору хабаровского журнала «Дальний Восток». Сообщив историю возникновения воспоминаний, Л. В. остановилась на их содержании:
Это описание переселения крестьян из Забайкалья в Амурскую область весной 1860 г.: река Амур, плавание на плотах в сопровождении солдат и казаков, река Аргунь, Албазин, Благовещенск, Зея, китайский город Айгун, Хинганские горы, место назначения – станица Поливанова, устройство там на жительство, затем переезд в Новую Забеллову[35] и т. д. <…>
Быт крестьян-переселенцев дан ярко и непосредственно. Это и полное бесправие, и тяжкий труд, постоянная нужда, всяческие лишения, борьба со стихиями (наводнения и проч.), произвол и тирания начальства, телесные наказания, розги (до 700 ударов за один раз), судебные дела и разбирательства. С. И. Раздобреев говорит также и о семейных взаимоотношениях, об обучении детей в деревне, о поездках в село Хабаровку и проч.
Что меня особенно поразило в этих записках – это острое классовое чутье. В 1913 г. он пишет о кулаках и богатеях, о бедняках и неимущих, о средних «справных» крестьянах. Какой-то инстинктивный, бессознательный, стихийный классовый подход, вскрывающий «правду» и «зло» в деревне.
Теперь о форме, в какой изложена эта рукопись. Нечего и говорить – форма просто ужасна и совершенно нечитабельна. Написано чернилом <так!>, но корявым неразборчивым почерком. Орфография и синтаксис отсутствуют полностью, слова сливаются одно с другим, деления на фразы и предложения нет. Приходится не читать, а разбирать, соображать, думать и догадываться, что хотел сказать автор.
М. К. проделал эту работу: имеется машинописный экземпляр рукописи, представляющий собой литературную обработку текста Раздобреева. Я сверяла этот текст с рукописью – сделано очень хорошо, с максимальным приближением к лексике Раздобреева, с сохранением в ряде случаев (где возможно) его подлинных слов, выражений и т. д.
Но есть еще третий экземпляр, писанный профессиональным писарским почерком, также имеющий поправки, вставки и целые абзацы на полях М. К. Текст его несколько отличается от машинописного экземпляра и от тетрадки самого Раздобреева. Таким образом, налицо три редакции одного текста.
Если предавать все это тиснению, то необходимо выработать единый сводный текст, обобщенный на основании этих трех редакций. Но самая трудная часть работы – довести литературную обработку писаний Раздобреева до конца, т<ак> к<ак> у М. К. это не закончено. Об этом думаю с содроганием.
Затем надо сделать примечания. Обязательно! Там много областных слов, много архаизмов, во многом еще самой надо разобраться.
Надо написать маленькое предисловие. Рассказать об истории этой рукописи, взяв за основу настоящее письмо. К сожалению, я ничего не могу вспомнить со слов М. К. Не помню, чтобы он мне рассказывал о Раздобрееве. Я нашла эту рукопись, разбирая архив уже после его смерти[36].
Ответа на это письмо не последовало. «Воспоминания Амурского казака» до настоящего времени не опубликованы и хранятся в архиве М. К.
О результатах Амурских экспедиций 1913 и 1914 гг. позволяет судить краткий, но весьма содержательный отчет, в котором исследователь не только описывает свою поездку, но и формулирует ряд научных положений:
Мне удалось записать более 1000 различных песен, среди которых первое место по количеству занимают лирические («проголосные», «плясовые» и «игровые»), затем следуют свадебные, исторические, разбойничьи, «военные», рекрутские и особенно популярные среди сибиряков «тюрёмные»). Записал я также около 1000 частушек, несколько десятков похоронных причитаний и около 50 заговоров.
Былин же удалось записать только две целиком и несколько былинных отрывков[37].
Ученый приходит к выводу, что «эпическая традиция была весьма слаба уже в Забайкалье и совсем заглохла на Амуре». Что же касается лирической песни, то и эта традиция все более затухает и «над всем царит „частушка“ („прибаутка“, „припевка“), и любопытно, что даже иногда старинные песни переделываются на новый лад и поются по образу и подобию частушек»[38].
Как и во время первой поездки летом 1913 г., молодой
