1
Последнее на сегодня занятие закончилось около пяти. По дороге домой я заехала проведать отца.
— Он спит, — сообщила медсестра. — Возникли некоторые осложнения. Доктор Алиабади прописала успокоительное.
— Какого рода сложности?
— Тревожность.
— Доктор у себя?
Ответ утвердительный.
Я зашла в кабинет врача. Короткая стрижка, седые волосы, на вид около пятидесяти. Она объяснила, что днем отец начал сильно нервничать, и от этого у него резко повысилось давление.
— Мы пытаемся привести его в норму, — объяснила доктор Алиабади.
— А что могло вызвать сердечный приступ?
— У него сужены артерии. У пожилых людей такое часто встречается, но, конечно, в случае с вашим отцом главная опасность кроется не в этом.
— А в чем же?
— Его сердце серьезно пострадало. Если случится еще один приступ, он почти наверняка станет последним.
Она подождала моего ответа, но я молчала. Тогда она спросила:
— У вас остались еще какие-то вопросы?
— Нет.
Поблагодарив ее, я вернулась в палату.
Отец лежал на спине, скрестив руки на груди — как мертвец в гробу. Он всегда мастерски играл любую роль, которую требовала от него жизнь. Возможно, подсознательно он играет и сейчас.
Я провела в палате какое-то время, хотя доктор Алиабади ясно дала понять, что отец проспит всю ночь. На экране монитора возле койки высвечивалась неровная кривая его сердцебиения. Монитор пищал в унисон со слабым пульсом. Впервые вся его жизнь свелась к этому инстинктивному ритму. Страсть, разочарование, ярость превратились в эту тихую, замедляющуюся синкопу уходящей жизни.
Ужасно понимать, как легко человек может лишиться будущего.
Это случилось с Мелоди.
Это может случиться с Эммой.
Мои мысли опять обратились к Эмме — что мне делать дальше? И тут дверь в палату внезапно распахнулась.
На пороге стояла женщина лет шестидесяти. Она сделала шаг вперед и замерла.
Я узнала ее по огромным зеленым глазам — они не утратили задор молодости. Но хотя жизнь оставила на ней свой отпечаток, она явно отказывалась смириться с этим. Крашеные черные волосы. Ярко-красная помада. Она не сводила с меня взгляда, изумленно хлопая длинными ресницами.
— Клэр?
Она явно не до конца меня узнавала. Когда мы в последний раз виделись, я была совсем маленькой — мне было восемь. И я не очень похожа на себе в детстве. Вполне возможно, я просто знакомая отца. Или даже сиделка.
— Роуз, — сказала я. — Здравствуйте.
Она не ожидала меня здесь встретить.
— Твой отец позвонил мне, — торопливо объяснила она. — Ни с того ни сего. Прошло ведь почти сорок лет с тех пор, как я на него работала.
Она чувствовала себя не в своей тарелке.
Столько лет спустя она все еще вынуждена скрывать их давний роман.
Она бросила взгляд на отца, затем вновь посмотрела на меня.
— Он сказал, что это был сердечный приступ. Как он?
— Плохо, но он смог его пережить.
Роуз не осмеливалась подойти. Быть может, боялась выдать тем самым их былые чувства.
— Мой муж умер два года назад, — сообщила она.
Она старалась подчеркнуть, что все происходящее — звонок отца и ее появление — это не измена.
Знала ли она о той лодке? Была ли она с ним в сговоре?
Или это была инициатива отца?
— Что он вам сказал по телефону?
— Просто, что хотел бы увидеться. Поговорить, наверное.
Я попыталась представить себе этот разговор. Разгорится ли их страсть вновь?
На ее губах играла легкая улыбка.
— Ваш отец был прекрасным начальником. И хорошим отцом — кому, как не вам, это знать.
Я не стала ее разубеждать.
— Как ваши дела? — спросила я Роуз.
— Хорошо.
Легкая улыбка на ее лице сменилась выражением, которого я никогда раньше у нее не видела. Это была жалость.
— Я слышала о вашей дочери. Мне так жаль. Ужасная трагедия.
Мне не терпелось уйти.
— Что ж, устраивайтесь, — сказала я Роуз. — Возможно, он скоро проснется. Уверена, он будет рад вас видеть.
И я бросилась вон из палаты.
* * *
Я вернулась домой, а слова Роуз так и звучали у меня в ушах: ужасная трагедия. Мрачные воспоминания засасывали меня.
К счастью, Рэй приехал посмотреть на рисунки. Он вручил мне бутылку в бархатном подарочном пакете.
— Шампанское.
