норма может быть вариативной… Норма – это норма! А иначе сперва нам запрещают курить в общественных местах, а потом Анна Болейн становится счастливой обладательницей кожи оттенка благородного кофе!
Аня с интересом наблюдала за диалогом. В Исле чувствовалось нечто исконно русское – или шотландское.
– Но, Анна, расскажи мне, как поживает твоя книга? – вновь обратилась к ней сценаристка, увлекая к столику с шампанским.
– Моя книга?
– Да, Эви рассказал, что вы пытаетесь издать какой-то роман. Сказку?
– Фэнтези, – кивнула Аня.
– Обожаю сказки! Пришли мне на досуге, я напишу вам рецензию, – Исла полезла в сумочку за визиткой.
– О… Разве это удобно?.. – смутилась Аня.
– Моя дорогая, неудобно – это спать на бигуди. А пользоваться знакомствами – удобно. Привыкай, а иначе зачем вообще в свет выходить?
– Спасибо… Но если рукопись вам не понравится?..
Исла закатила глаза, осматривая Аню, у которой не было ни телефона, ни клатча. Наконец, она ловко сунула визитку ей в декольте.
– Если мне не понравится, ты сделаешь вид, что потеряла визитку, а я – что пропустила письмо. Но ты мне нравишься, а значит, у рукописи есть все шансы покорить моё сердце. Не морщи носик! Только дети вечно повторяют, что кто-то играет нечестно. Во взрослом мире всё работает на личных симпатиях. Ну всё, пойдём в зал! Тебе непременно понравится – в конце Эван предложил добавить старую русскую песню, «Эхо любви».
– Правда? – Аня покорно следовала за Ислой. Когда Аня не понимала, что происходит, она предпочитала следовать за тем, кто понимает.
– Славно! Я тебя заинтриговала – а значит, ты досидишь до конца!
27
Аня лежала на полу, совершенно обессилев. Вчерашний день выходил за рамки того, что в принципе мог обработать и осознать её мозг. Потому они с Эваном решили устроить себе день перерыва от всяческих забот и просто побыть в тишине. Так, Аня расположилась на полу, готовая слушать чтение Эвана. Им нравилось проводить досуг за чтением книг вслух. Пока Эван заваривал кофе, Аня успела притащить триллер «Йеллоуфейс», который они выбрали в этом месяце.
Ане не хотелось ничего делать, потому она просто разлеглась на полу, имея твёрдое намерение заставить Эвана читать до потери сознания. Он очень здорово читал. Профессионально.
– Не хочешь лечь на диван? – уточнил мужчина, входя в гостиную.
– Нет. – Аня немного изогнула спину, опираясь макушкой на пол.
– Я достану плед, – сообщил Эван, ставя возле неё чашку.
Внезапно у Ани зазвонил телефон. Телефон, переведённый в режим «не беспокоить», звонил только тогда, когда на другом конце провода у человека, который вообще никогда не звонил, появлялась чрезвычайно важная информация.
– Не ответишь? – Эван достал из шкафа плед.
Аня перестала лежать посреди комнаты, села, скрестила ноги по-турецки и вся сжалась. Телефон не переставал звонить. Эван с интересом наблюдал за происходящим. Наконец Аня, будто бы успев прочитать молитву, ответила на звонок.
– Привет, мам… – протянула она по-русски.
Надежда Петровна не звонила дочери с того момента, как та перешагнула черту таможенного контроля в Пулково. Даже раньше. Просто изначально она верила, что её разумненькая Анечка не станет творить такую редкостную дурость. С той минуты, как Аня сняла все деньги с накопительных счетов, отказалась идти в штат университета и получила визу, Надежда Петровна мучила дочь молчанием. Едва ли в этом был какой-то толк: Аня привыкла к игнорированию как к методу давления и скорее чувствовала облегчение от того, что мать не выедает ей мозги.
Неблагодарная девчонка даже не подумала извиниться перед матерью за все нервы, которые та на неё истратила! А Надежда Петровна, между прочим, не какой-нибудь бездушный истукан, а трепетная натура! Она покоя и сна лишилась, поправилась на четыре килограмма и непременно бы сошла с ума, если бы не славный Максимушка.
И, возможно, Надежда Петровна бы продолжила медленно прощать свою нерадивую дочь, но вчера случилось страшное. Худший из кошмаров Надежды Петровны воплотился наяву:
– Анна, шалашовка ты неблагодарная! – заорала она в динамик. – Почему мне за тебя вечно краснеть приходится?! Почему ты не можешь вести себя как нормальные дети? Как ведёт себя Максимушка? Как ему перед друзьями-то объясняться?! А что в институте у тебя скажут? Да такую шалаву же обратно на работу не примут! А я? Ты о матери вообще подумала? Меня же с поста снимут!
Надежда Петровна горько зарыдала. А расторопный Максимушка, принесший ей радостные вести, уже мельтешил возле несчастной директрисы ГБОУ СОШ №310. Он спешил преподнести своей самой любимой женщине валерьянку.
– Мам, я не понимаю… – Аня нахмурилась, подтягивая к груди колени.
– Чего ты, проститутка малолетняя, не понимаешь?! – взвыла Надежда Петровна.
– Не понимаю, что я успела сделать… – солгала Аня.
Всё она прекрасно понимала. Или, точнее, достаточно хорошо знала свою мать, чтобы догадаться: дело во вчерашнем выходе. В том, что она засветилась на красной дорожке. В том, что сегодня соцсети гудят: какая-то непонятная русская девица стала новой пассией самого Стоунхарта. Всё это выходило за пределы нормы. А Надежда Петровна, как и Максимушка, боялась любых отклонений от неё.
– Ты спишь с этим стариком за деньги?! – закричала мать.
– Да, он обходится мне в тысячу за час. – Аня печально покосилась на Эвана.
– Притащишь в подоле – домой можешь не возвращаться! – взвизгнула Надежда Петровна так, будто бы кто-то прищемил крысе хвост.
– Мам, мне 26, в рамках современной социальной политики я уже старородящая. Может, пора кого-нибудь в подоле принести?
Она снова откинулась на пол и закрыла лицо руками.
– Анна! Ты там последние мозги растеряла?! Максимушка показывал, как ты стала одеваться и размалёвываться! Думаешь, обкромсала волосы – и стала особенной?! Нет, моя дорогая! Вот увидишь, этот старик тебя бросит, и ты умрёшь от гонореи в какой-нибудь канаве!
– Я непременно отправлю тебе письмо из этой самой канавы. Мам, если ты не хочешь сказать мне ничего более приятного, я, пожалуй, пойду займусь безудержным сексом со своим стариком. А вам с Максимушкой всех благ и счастливого дня.
Аня повесила трубку, надеясь, что маму не хватит удар от её хамства. Не часто она была такой дерзкой – и всё же… Облегчения не последовало. Аня расплакалась. От обиды и несправедливости. Чем она заслужила такое обращение? Она всегда была образцовой дочерью, но Надежде Петровне вечно было мало. Как она может говорить такие жуткие вещи?
Аня перевернулась на бок и свернулась в клубочек. Ей хотелось исчезнуть. Раствориться в ворсинках ковра. Затеряться среди пылинок под диваном.
Эван всё ещё не говорил по-русски, поэтому едва
