и позорно продули ее. Ведь Германия сохранилась единым государством только благодаря советской политике, благодаря Сталину. Черчилль настаивал на том, чтобы раздробить ее на множество государств-карликов. Почему же немцы сейчас так непохожи на наших правдолюбов-разоблачителей? Да потому что они чувствуют себя немцами, гражданами своего отечества, а наши свистуны – национальные кастраты, в них нет ничего русского, у них вообще нет никакой национальности, им что Россия, что Занзибар… Увы, это неизлечимо..
А Жуков, вспоминая свою службу в Красной Армии в 1920 году, писал: «Я был назначен командиром 2-го эскадрона 1-го кавалерийского полка. Командиром полка был Николай Михайлович Дронов, до предела храбрый, очень умный и доброжелательный человек. Личный состав полка любил своего командира и смело действовал под его командованием» (Воспоминания. М., 1974. Т.1, с.71). Увы, достоинства отцов и дедов не всегда передаются детям и внукам. Иным потомкам не достается ни ум, ни доброжелательство, ни сочувствие, которыми отличались их предки. Они обретают где-то совершенно сексотский склад ума и выискивают, и вынюхивают, и пишут доносы о Жукове, как писали их предшественники о Рокоссовском, Мерецкове, Горбатове, отведавших по их милости лагерной баланды…
Я как-то прочитал в «Советской России», что у нас председатель районного суда получает 133 тысяч рублей в месяц, а в новом году будет получать 175, председатель Верховного суда получает 438 тысяч, будет 505 тысяч. А рабочий Волжского автозавода на конвейере – 17–20 тысяч. И вот представьте, что этот рабочий дошел со своим иском до Верховного суда, т. е. встретились 20 и 500. Да это же классовые враги. И за такие деньги суд примет любое решение против своего классового врага… Вот об этом и писать, и орать надо, а не перетряхивать пожелтевшие наградные листы, господа Ащин и Хвостов, и Дронов. Но вы никогда на это не решитесь, потому что не только национальные кастраты, а еще и трусы.
Да, у этих людей нет ни малейшего желания понять своих в чем-то виновных соотечественников, сравнить, взвесить их заслуги и прегрешения, если можно – защитить или даже оправдать. Они жаждут только неукоснительной правды, голой, даже без штанов истины – и ничего больше их не радует! А в биографии Жукова можно вспомнить хотя бы известное «трофейное дело». Его без конца мурыжат, цитируя опись «трофеев» в секретной записке того же Абакумова, направленной 10 января 1948 года Сталину после обыска на даче и в городской квартире Жукова. О недобросовестной предвзятости Абакумова, о его личной враждебности к маршалу, как и об общем уровне министра свидетельствуют хотя бы обличительные строки его секретного письма о том, что-де в моральном падении Жукова «дело дошло до того»… что у него на даче висит «большая картина с изображением двух обнаженных женщин». Есть основание полагать, что это были Афродита и Психея, которых министру МВД изловить и отправить в Матросскую тишину не удалось.
Есть и такое тяжкое обвинение: «На даче нет ни одной советской книги». Представляете? Дом, в котором нет ни «Сказки о попе и работнике его Балде», ни «Дяди Степы», ни «Мойдодыра».
Охотно цитируя это секретное письмо, наши правдолюбы умалчивают при этом о письме от 12 января того же года самого Жукова в ЦК на имя А. Жданова. Маршал по пунктам ответил на бумагу Абакумова, да еще три пункта – опровержение клеветы своего адъютанта, полковника Семочкина, который, ненавидя Жукова, долгое время лакействовал перед ним. Ведь тайная ненависть и открытое предательство среди лакеев дело нередкое.
Коротко говоря, из письма Жукова следует, что вся «трофейная история» невероятно раздута. Оно началось с упоминавшегося доноса Сталину бывшего Главного маршала авиации А. А. Новикова. Он знал, что вокруг Жукова стараниями Абакумова нагонялись грозные тучи, и угодливой клеветой на него рассчитывал смягчить свою судьбу.
В письме Жданову опальный маршал прямо называет доносы Новикова и Семочкина клеветой и в одиннадцати пунктах разбивает ее. Коротко говоря, суть дела такова. Во-первых, многие «трофеи» были им куплены. Так, Жуков писал: «Я признаю серьезной ошибкой, что много накупил для семьи и родственников материала. Я купил в Лейпциге за наличный расчет из своей зарплаты…» Далее следует перечень покупок.
В-вторых, другая часть «трофеев» была ни чем иным, как подарками от организаций и от отдельных лиц, начиная с золотого кольца с бриллиантом стоимостью в 1200 рублей, подаренного дочерью Молотова, что сам Молотов подтвердил в письме Жданову от 21 января 1948 года, и до подарков солдат 3-й Ударной армии А. В. Горбатова или тех, что «были присланы поляками в честь освобождения Варшавы» с надписью на ящике, что это именно подарок. Надо знать атмосферу тех незабываемых победных дней, чтобы понять, как люди, которых мы освобождали от фашистской неволи, стремились выразить свою радость, и так или иначе поблагодарить нас всех, а уж тем более таких прославленных и высокопоставленных руководителей Красной Армии, как маршал Жуков.
В-третьих, по поводу некоторых огромных цифр описи Жуков писал: «Я такой цифры не знаю, считаю это неверным. Прошу составить акт по фактическому состоянию». Или о некоторых фактах: «Семочкин клевещет. Я очень прошу проверить, был ли у меня такой разговор с Коневым…» То есть он сам настаивал на проверке и не боялся ее. В этом плане примечательно еще и такое место в письме Жукова:
«О 50 тысячах, полученных от Серова и якобы израсходованных на личные нужды. Это клевета. Деньги, взятые на случай представительских расходов, были полностью в сумме 50 тысяч возвращены Н. Х. Бедовым, начальником моей охраны. Если бы я был корыстен, я мог бы их присвоить, т. к. никто отчета за них не должен был спросить. Больше того, Серов предлагал мне 500 тысяч на расходы по моему усмотрению. Я этих денег не взял, хотя он и указывал, что т. Берия разрешил ему, если нужно, дать денег, сколько мне требуется».
В-четвертых, как и в приведенном выше примере, маршал называет конкретных лиц, которые могли подтвердить его правоту в тех или иных вопросах: В. М. Молотова, С. М. Буденного, А. Я. Вышинского, маршала В. Д. Соколовского, Н. С. Власика, артиста Максима Михайлова, которому он будто бы подарил машину, писателя Льва Славина, которому будто заказал книгу о себе, и др. Ведь в доносе Новикова ничего подобного нет, там не назван ни один человек, который мог бы подтвердить его обвинения.
В-пятых, Жуков не увиливал, не хитрил, а раскаивался: «Я признаю, что совершил грубую ошибку… Моя вина, что я не поинтересовался… Я признаю себя очень виноватым в том, что не сдал все