таким чертовски несчастным и ревнивым, что у меня чуть не открылась язва. А потом эти чертовы цветы весь день мозолили мне глаза… — замолчав, он раздраженно стиснул челюсти. — Полагаю, их послал Блейк?
Она кивнула.
— Да.
Но чего Мейсон не знал, так это того, что записка, которую приложил Блейк, носила вовсе не романтический характер, а скорее представляла собой приятное сообщение о надежде, что она станет частью команды «Кавано и Циммермана».
Мейсон нахмурился, и его руки сжались на ее талии.
— Если бы Блейк оказался рядом, могу гарантировать, что мы бы подрались из-за тебя, и я бы победил.
Она посмотрела на него с удивлением.
— Я понятия не имела, что ты ревнуешь.
На его лице отразилась очаровательная застенчивость.
— Потому что я старался не быть засранцем в этой ситуации, что давалось мне чертовски тяжело. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Скажи мне только одно. Нужно ли мне беспокоиться или ревновать к Блейку?
— Нет, — честно выпалила она.
В романтическом плане у нее не было к Блейку никакого интереса или влечения. Но Катрина не была готова рассказать Мейсону о предложенной работе, пока не приняла какое-то решение.
Он вздохнул с облегчением.
— Хорошо.
Она закусила губу, зная, что ей нужно выразить собственные опасения, и, честно говоря, она все еще была ошеломлена направлением их разговора. Ведь это Мейсон. Мейсон пришел к ней и просит дать ему шанс. Это было все, о чем она когда-либо надеялась или мечтала, и все же…
— Нужно ли мне беспокоиться о… других женщинах? — Справедливый вопрос, учитывая его послужной список, и ей требовалось его заверение.
— Нет, тебе не нужно беспокоиться о других женщинах, — искренне ответил он, и уголок его губ приподнялся в кривой ухмылке. — С Вегаса я не был ни с кем, кроме тебя. Моему члену не нужен никто, кроме тебя, Китти-Кэт.
Она слегка рассмеялась, хотя циничная часть ее рассудка прошептала ей: как долго?
— Ммм, как… романтично?
— Зато, правда. — Он обхватил ее лицо ладонями, в его взгляде безошибочно читались тепло и привязанность. — С тобой я хочу, чтобы все было по-другому, но для меня это неизведанная территория. Можем мы просто действовать медленно и спокойно и посмотреть, к чему это приведет?
Он не просил о вечности, хотя Катрина и не ожидала от него этого, учитывая, что все это было для него в новинку. И поскольку она прекрасно понимала, что во всем этом не было никаких гарантий, она также точно знала, что стоит на кону — ее чувства и вероятность разбитого сердца, если Мейсон решит, что он не создан для серьезных отношений. Не говоря уже о разрушенной дружбе, которой она так дорожила и которая так много для нее значила.
Но Катрина также знала, что если не воспользуется этим шансом, всегда будет оглядываться назад и жалеть, а также задаваться вопросом: а что, если? Она столько лет любила этого мужчину, и впервые в своей жизни он пытался открыться для более глубоких, близких и интимных отношений, на что требовалось время. Время, которое он был готов уделить для отношений с ней. Чего он никогда раньше не делал для другой женщины, и Катрина не могла отрицать, что шла на это с опаской и осторожностью.
— Ты просто смотришь на меня своими большими, широко раскрытыми глазами, а я понятия не имею, о чем ты думаешь, — сказал он, поглаживая большими пальцами ее щеку, заставляя осознать, насколько затянулось ее молчание — очевидно, достаточно надолго, чтобы вызвать у него беспокойство. — Но мне нужно, чтобы ты сказала «да», что ты дашь мне шанс.
На этот раз она не колебалась.
— Да, — сказала она, и ее охватило волнение при мысли о том, что она принадлежит ему.
Со вздохом облегчения он притянул ее к себе и поцеловал, так медленно, глубоко и сладко, что ей стало больно. Он запустил одну руку в ее волосы и прижался пахом к ее бедрам, проведя языком по ее губам, прежде чем скользнуть внутрь. Его жесткий стояк натягивал ширинку джинсов — и все из-за нее.
Понимание этого взволновало Катрину, и она расслабилась в его объятиях, проникнув руками под его футболку, чтобы коснуться твердого, мускулистого пресса. Чего ей хотелось еще больше, так это облизать его грудь и провести языком ниже, пока она не встанет на колени, а его член не окажется между ее губами.
Возбужденная этой мыслью, она дернула пуговицу его джинсов, но Мейсон перехватил ее запястья и остановил прежде, чем она успела проникнуть внутрь. Он закончил горячий поцелуй и посмотрел на нее, прижимая ее ладонь к выпуклости эрекции.
— Бл*ть, — выдохнул он, когда она крепко стиснула его через джинсовую ткань. — Вот что ты со мной делаешь, Китти-Кэт.
Ей понравилось, как это прозвучало. Что она способна сделать его таким твердым и нетерпеливым.
— Я могу гораздо больше, — сказала она и облизнула губы, чтобы никакой ошибки в том, о каком удовольствии шла речь, не было.
Он хрипло рассмеялся и поднял бровь.
— Ты используешь меня для секса? — спросил он с притворным возмущением.
Она улыбнулась, чувствуя себя до нелепости счастливой. И обнадеженной.
— Возможно.
Он застонал.
— Не верится, что эти слова слетают с моих губ, но я пришел сюда не в надежде на минет. Этим вечером я, вообще-то, надеялся на наше первое официальное свидание.
Это заявление вызвало у Катрины еще одно потрясение.
— Наше первое свидание — это пицца, мороженое и фильм ужасов?
Уголок его губ изогнулся, и он провел рукой по подбородку, покрытому легкой щетиной.
— Я не из тех, кто пьет вино и ужинает в ресторанах. Черт, я даже не люблю вино, но если ты этого хочешь, я отведу тебя куда угодно.
Прошлым вечером с Блейком Катрина поняла, что она тоже не из тех женщин, кто любит вино и ужины.
— То, что ты принес, абсолютно идеально. — И для них это так и было.
— Тогда, давай есть пиццу, пока она еще не остыла.
Пока Катрина разливала рут бир по стаканам со льдом, Мейсон занялся пиццей, и они отнесли все к маленькому обеденному столу, сев рядышком. Некоторое время обсуждали работу, их разговор тек легко, свободно и знакомо. И впервые за долгое время Катрина почувствовала себя счастливой. Она была очень рада возвращению ее лучшего друга, потому что ей не хватало такого непринужденного, приятного разговора с ним. Но она не могла отрицать внутреннее волнение, зная, что Мейсон действительно хотел чего-то большего.
Он съел два куска пиццы и потянулся за третьим, а она
