«Воля фюрера состоит в доставке домой с оккупированных восточных территорий как можно большего количества еды и ждет полного содействия этому со стороны таможенных пунктов»[374].
Так Гитлер и Геринг поощряли организованные, приятные для солдат вермахта и очень частые покупки, совершаемые военнослужащими по всей Европе, которые тем самым нарушали наложенные интендантами вермахта ограничения. В начале войны они сдержанно определили, что в Германию разрешен беспошлинный ввоз дефицитных товаров «чистым весом до 5 кг»[375]. По сообщениям всех причастных органов, этот лимит постоянно незаконно превышался, но все-таки имелся. В результате постоянного давления руководства рейха с лета 1940 года верховное командование сухопутных войск вермахта увеличило допустимый вес вдвое[376].
С другой стороны, приказ о контрабандистах Геринга легализовал почти неограниченный вывоз товаров с оккупированных территорий. По сравнению с прежними объемами уже в сентябре 1940 года отправка посылок полевой почтой из Франции в Германию внезапно увеличилась в пять раз и первоначально закрепилась на уровне около 3,1 млн посылок в месяц[377]. Одновременно к 1 ноября 1940 года увеличилось жалованье военнослужащих: в генерал-губернаторстве, Норвегии и Голландии – на 50 %, во Франции и Дании – на 20 %, в Бельгии – на 25 %. Таким образом «военнослужащие вермахта должны были получить возможность в большей степени удовлетворять свои потребности в покупках»[378]. С «приказом о контрабандистах» от имени Генерального штаба согласились генерал-квартирмейстер Вагнер, генерал-фельдмаршал фон Браухич и генерал-лейтенант Райнеке.
Разлагающий эффект новых, значительно расширившихся возможностей для покупок можно увидеть в письмах Бёлля. Еще до вступления в силу «приказа о контрабандистах» он полушутя-полусерьезно отмечал: «Прилавки местных магазинов опустошаются солдатами подчистую… но мне с трудом удается решиться на это: хотя за все платятся деньги, это выглядит почти мародерством; единственное, что привлекает мое внимание, – это кофе». Правда, затем он купил себе рубашку поло за две марки и махровое полотенце за 80 пфеннигов. Но он все еще удерживался от «товарной лихорадки» и заметил, что беготня его товарищей по магазинам в поисках товаров по дешевке «постепенно перерастает в безудержное накопление всевозможного барахла». В другом месте он жаловался на свое непреодолимое желание покупок: «Черт есть черт, он вездесущ!» И Бёлль быстро ему поддался: перед одним из своих визитов домой, в Кёльн, он писал: «У меня есть для вас половина туши свиньи». Впоследствии он с ностальгией вспоминал тот счастливый день: «О, как бы я хотел снова привезти свинью или что-нибудь подобное»[379].
В своем изданном в 1958 году «Письме к молодому католику» Бёлль поделился некоторыми своими воспоминаниями, связанными с Францией. Например, о простой жене школьного учителя, которая, вероятно, снялась на террасе, чтобы показать мужу (теперь уже лейтенанту), какую прелестную блузку ей сшили из (присланного им) французского шелка. Бёлль с отвращением вспоминал, как солдаты из его подразделения растаскивали постельное белье, одеяла и игрушки из оставленных жителями домов, раскладывали ворованное по посылкам и отправляли домой. Сам же он, согласно тексту письма, посещал соборы и спорил с местными жителями о католицизме. Однажды купив в Париже «Книгу ненавистника немцев», он противопоставлял ее содержанию еженощный смертельный страх своей семьи в кёльнском бомбоубежище[380].
Вскоре после «приказа о контрабандистах» Геринга возник спор о том, «сколько может унести с собой солдат». Согласно официальной интерпретации верховного командования вермахта, солдату разрешалось «брать с собой столько багажа, сколько он мог унести обеими руками без использования ремней или иных приспособлений для переноски»[381]. Это вызвало справедливое возмущение ответственных чиновников таможенной службы в рейхсминистерстве финансов. Согласно их рекомендациям для повседневной таможенной практики, «разрешенное к провозу количество товаров должно оцениваться не в соответствии с физической силой въезжающих в страну лиц», а в соответствии с «приблизительной общеприменимой шкалой, вне зависимости от силы отдельных лиц». Когда вопрос «Сколько может унести с собой человек?» наконец попал в «Таможенный вестник рейха», у политического руководства рейха снова закончилось терпение[382].
В августе 1942 года Геринг выступил против «чуши» военного руководства, которое ограничило приказ о контрабанде распоряжением, что солдатам разрешается иметь при себе ровно столько, чтобы они могли в любое время отдать воинское приветствие. Тем самым подрывалась его «неоднократно» озвученная воля: «Солдаты могут покупать сколько хотят, что хотят или столько, сколько смогут унести с собой». В итоге коллега Геринга Фриц Кларе, отвечавший в ведомстве по выполнению четырехлетнего плана за снабжение немцев продовольствием, настаивал: каждый военнослужащий вермахта «должен и впредь иметь возможность брать с собой на родину с оккупированных территорий как можно больше еды и предметов повседневного обихода, то есть ровно столько, сколько он может оплатить и унести. Нет необходимости учитывать какие-либо инфляционные последствия на оккупированных территориях». Кроме того, отменяются «мешающие» германские таможенные правила[383]. Когда вскоре после этого заседания, в августе 1942 года, берлинские таможенные органы провели обыск у полковника люфтваффе и обнаружили значительное количество нерастаможенных дорогих вин и коньяков, Геринг пожаловался фюреру: «Покупка вин, коньяков и подобных напитков (в том числе отпускаемых по талонам) в ограниченных количествах не только разрешена, но и желаема и поощряема, так что это не является уклонением от уплаты таможенных пошлин»[384].
Потребовалось два месяца и приступ гнева Гитлера, прежде чем статс-секретарь рейхсминистерства финансов Фриц Рейнгардт направил таможенным органам рейха предписание, прямо противоречившее существующим правилам: «Военнослужащий вермахта вполне может использовать ремни и приспособления для переноски. При пересечении границы ему не обязательно стоять по стойке “смирно”». С солдатами и солдатскими посылками следует обращаться «как можно великодушнее», в частности «воздержаться от любых конфискаций продуктовых пакетов, которые везут с собой солдаты». «Главы финансовых ведомств, – угрожающе добавил Рейнгардт, – в чьем округе данный запрет нарушается кем-то из их подчиненных, подвергается опасности привлечения трибуналом к прямой ответственности». В качестве обоснования Рейнгардт сослался на параграф 1 закона об упорядочении налогообложения 1934 года, в котором говорилось, что занимающиеся налогообложением финансовые чиновники обязаны «учитывать развитие ситуации и общественное мнение», а также интерпретировать каждый пункт закона «согласно национал-социалистической идеологии»[385].
Когда в конце 1943 года из-за сильной опасности инфляции во Франции оккупационные власти прекратили незаконный (но долгое время такой желанный) ввоз огромных сумм оккупационных марок, Геринг потребовал: «Помимо всего прочего, я просил бы вас позаботиться о том, чтобы вследствие подлежащих принятию мер не уменьшились существующие легальные возможности для покупок переброшенных на запад войск, особенно солдат, прибывающих с Восточного фронта»[386]. Только перед лицом неизбежного поражения даже Геринг почувствовал необходимость отказаться от покровительства охоте за трофеями. 15 мая 1944 года под давлением
