деревень.
Реки слез были пролиты и много страшных клятв произнесено над телами, покрытыми серой тканью. Крепкая брань летела в вышину от тех, кто в приступе злобы и отчаяния жаждал мести.
Астли добром вспомнил погибших и передал слово бледной от бессонных ночей Аммии, когда с задних рядов вдруг донесся шум, налетел холодный ветер.
— Что? Что случилось? Где? — завертели головами искровцы.
Кто-то указал на полускрытую в тумане старую мельницу.
— Вон там! Там!
Сперва Аммия ничего не разглядела, но когда клочья сумеречной пелены дали прореху, она увидала поднимающуюся с дороги пыль, в которой рождались темные приземистые фигуры.
Широко распахнутые глаза ее оледенил ужас. Из груди вырвался беззвучный крик. Четвероногие, похожие на волков твари неслись прямо на них, будто гончие за добычей.
Несколько мгновений ушло на то, чтобы убедить себя — это не сон!
— Тильн, Хакни, уводи людей! Остальные ко мне! — бросил громовой клич Астли, забираясь в седло.
Протяжно загудел рог. Рядом с Аммией тут же возник Данни и еще с десяток свартов.
Народ обуяло смятение. Бабы подняли крик, мужичье схватилось за оружие, конные дружинники по свисту командиров обтекли подавшуюся в воротам толпу и плотной массой выстроились перед ними.
— Откуда они взялись?! По всем дорогам же разъезды! — Изумленно крикнула Аммия.
— Мертвы, — отозвался Данни, уводивший ее в сторону, где было посвободнее.
К ним подскочило четверо всадников, один протянул руки, и Аммия оказалась на коне.
— Езжай, Тарм, я останусь! — рявкнул рыжий и побежал к своим.
Скакун ее спасителя помчался так быстро, насколько позволяла дорога. Обеими руками вцепившись в куртку дружинника, княжна оглянулась на огромное скопище людей, с гомоном хлынувшее к городу. Они по щиколотку утопали в грязи, оскальзываясь, сшибая друг друга и чуть не затаптывая насмерть. До крепостных стен всего пара верст. Если воевода не задержит нечисть, их настигнут.
— Им помогайте, им! — махнула Аммия рукой остальным сопровождавшим из своего отряда.
Те подчинились и развернули коней, захватили малышню из рук умоляющих матерей.
На мир опустилась жуткая темень, будто ночь сошла раньше срока. Все вокруг посерело, потеряло всякий цвет.
Дыхание у нее сбилось, в сердце проник безмерный страх за тех несчастных, что оставались позади.
Даже безоружные мужи присоединились к воинам дабы упредить удар. Кто-то схватил палку, кто-то камень поувесистее, кто-то выпросил лук с колчаном или кинжал. Лишь бы оборонить своих.
Астли, разъезжавший на гнедом скакуне, построил пеших в несколько рядов, выставил перед ними верховых. Зычные приказы его разносились по всему полю поверх многоголосого гвалта и перестука копыт. Войско образовало слитную цепь, растянувшись как можно шире, дабы ни одна тварь обошла сбоку.
И вот они показались. Дюжина, вторая, третья. Еще и еще. Черные точки выныривали из тумана одна за одной и быстро увеличивались в размерах.
— Откуда их столько?! — выдохнула Аммия.
— Скиталец на всех припас скверны! — сквозь зубы ответил ее защитник.
Первые росчерки стрел прорезали темно-синее небо. Со следующим залпом немногочисленная конница рванула навстречу коротколапым тварям.
Из ворот выехало еще две дюжины всадников, поднятых по тревоге. Одновременно с этим на звук рога откликнулись разъезды, отправленные на другие участки предместий, — они спешно гнали лошадей на помощь застигнутым врасплох. Дозорные на крепостной верхотуре доставали луки и готовились потчевать зверя железом, если те все же пробьются ближе.
Тарм довез ее до стен и оставил на попечение воротной стражи, а сам хлестнул лошадь и рванул к своим, стороной огибая растянувшуюся реку горожан.
Медленно, слишком медленно они идут.
— Вас отвезут к дому, — попытался успокоить ей какой-то дружинник и потянул ее за собой, но Аммия вырвалась и наорала на него:
— Забудь! Пошли со мной! Бери вот тех двух на стене!
Сварт ошалело вытаращился на нее, но не посмел ослушаться, хоть знал, что если волосок упадет с головы княжны, его жестокая расправа. Вчетвером они бросились помогать тем, кого уже не слушались ноги: старикам, калекам, женщинам на сносях.
Счастливчики, что стояли в задних рядах на погребении, добрались скорее остальных. Задыхаясь, с трудом переводя дух, они брели мимо рва уже у самых стен. Кто-то от усталости согнулся пополам, другой вставал столбом посреди сутолоки, окликая потерявшихся родных. Измазанные грязью от падений, раскрасневшиеся, с безумными от страха лицами, люди оглядывались на жуткое зрелище позади.
Там, в белесой пелене уже вовсю шла рубка. Группы верховых, стараясь идти слитной ватагой, разворачивались и заходили на очередной наскок, дабы проредить и задержать летевших на мечи порченых. Пешие, выставив щиты, отчаянно отбивались от сквернецов, которых с каждым вдохом прибывало все больше. Некогда было думать о том, какая бездонная яма их исторгла.
Аммия на плече уводила за стены одного за другим обессиленного, валящегося с ног искровца, и не слушая слов благодарности, бросалась к следующему. Трое свартов, не отходя от нее далеко, брали на руки детей и старух.
Скоро у ворот образовалась слишком большая толчея, и пришлось браниться и встряхивать за грудки ошалевших от ужаса, что пёрли напролом. Только так их можно было призвать их к порядку.
— Не лезьте все сразу! Слева по очереди в два ряда! — кричал добравшийся до города Тильн.
Вдруг со стороны могильного холма раздался оглушительный грохот. Под ногами задрожала твердь, люди приникли к земле или попадали навзничь. Заголосили пугливые бабы, заревели малые дети. Когда все обернулись, то узрели, как вдали, в самом сердце вражьего стана поднимается столб яркого пламени, разгоняя туманный полог. Охваченные диким, из ниоткуда взявшимся огнем, в жутких корчах гибли десятки порченых.
— Что за чудо?! — охали тут и там.
— Шульд! Это Шульд нам помогает! — сообразил кто-то.
— Шульд! Да рассеется тьма! — вторила ему толпа.
Новый очаг пожарища взметнулся к небу рядом с первым и был встречен ликованием. Это позволило дружине перестроиться, подобрать раненых и отступить, прикрывая отстающих селян.
Помощников у ворот сделалось довольно, и Аммию чуть не силой увели на стену. Но и там она достала лук и в миг добралась до края периметра, где умелые сварты навесом посылали в небо летучую смерть. Кто-то поджигал заранее заготовленные стрелы, наконечник которых был ловко перемотан масляной тряпочкой — прицельно такими не ударишь, но единый залп покрывал большую площадь. Огненные птицы с гудением чертили дуги в напитанном сыростью воздухе. Порченные шугались их, скулили и поворачивали назад.
С высоты открывался хороший обзор.
Все меньше людей оставалось за пределами
