сережки Екатерины Великой, слава Богу, уже удалось выловить и забрать. Теперь они не наша забота, а «Крестовик» на Степке — за голенищем в левом сапоге. Нам надобно с него снять этот камешек.
Гневом вспыхнули глаза Митя.
— В сапоге нечестивец такое хоронит? За одно это вполне можно Куке ту ногу оторвать!
Затескин усмехнулся.
— Суров ты, закусай тебя блохи с тараканами. Да и непросто сладить с Кукой. Он вон в «Пересыльном» залетного фартового бечевочкой удавил, хотя тот на него с финарем полез. Снять со Степки «Крестовик» — это я прежде всего имел в виду хитрый подход. Конечно, при государевой власти я б с петроградцем не церемонился, да ныне к большевикам не пойдешь за подмогой. Самим управиться надобно.
— Какой же подход, Сила Поликарпович?
— Знал ты «ямника» Косопузого?
— А как же! Косопузый на «Утюге» завсегда барахлом и «рыжевьем» от «деловых» промышлял до того, как получилась свара ночлежников с хозяевами. С тех пор я его в «Сибири» не вижу, хотя положено ему по званию тут выпивать, — рассуждал Митя-монах, имея в виду, что этот трактир — любимое место крупных скупщиков краденого.
— Думаю, с победой красных Косопузый вообще из Москвы исчез. Он Косопузым кликался оттого, что родом рязанский: Рязань, говорят, косопузая, — и за Белокаменную не держался. Косопузый и послужит нам-с для охмурения Куки. Пойдешь к Степке в «заныр» и зальешь, что явился гонцом от Косопузого, который на Москву проездом через Питер прибыл и хочет развернуть опять свои дела на Хит-ровке. Слыхал, мол. Косопузый в Питере, что Кука с интересным товаром сюда наладился, вот и интересуется… Подумай сам, что за опасные вопросы тебе Степка может задать.
Митя наморщил лоб, озадаченно глядя на Затес-кина, смущенно произнес:
— Не горазд я думать-то.
— О-ох, Митя, как мне тебя такого на Куку посылать? Ведь ежели ляпнешь что невпопад, он тебя пришьет моментально.
— Это еще как сказать, — угрюмо пробурчал Митя, шевельнув на столе тяжелыми кулаками. — Мне грешным делом приходилось по-всякому самых отчаянных разбойников успокаивать.
— А кинется с ножиком на тебя?
— И ножик отнять можно, — упорствовал тот. — Да и не в силе Бог, а в правде — так святой благоверный князь Александр Невский говаривал. А я за «Крестовик» этот на подвиг иду.
— Поистине: волк, завидев козу, забывает и грозу! Запоминай на всякий случай. Степка может тебя спросить: «От кого в Питере Косопузый сличал про мой товар для Москвы?» Что ты ему ответишь?
— Чего? А пошлю его по матушке, чтобы много не расспрашивал.
Затескин стал размышлять, а не отрядить ли на это дело все-таки Палестинского? Митя-то, судя по тому, что способен наболтать, пожалуй, или насторожит Куку, или тот ему мигом башку оторвет.
Митя словно услыхал его мысли и проворчал,
— Ну, брякну Куке, что об эдаких подробностях «ямник» с такой рванью, как я, никогда разговаривать не станет. Потому и не знаю.
— Так-с, а ежели Степка спросит: «Отчего Косопузый сам на разговор не пришел?»
Митя-монах, распрямившись во весь свой немалый рост, ответил с достоинством:
— А пальтецо не угодно ли на меху гагачьем, с шелухой рачьей?
— Ты это к чему? — изумился Затескин.
— К тому, Сила Поликарпыч, чтобы какой-то залетный форсу много не держал. Он чего привязался к посыльному? Приперся Кука на самый фартовый московский кордон Литровку и фасонит? Почему да отчего? Раз я от самого Косопузого явился, то и должон я держаться с достоинством. Вы меня хит-ровскому политесу, будьте любезны, не учите.
Затескин даже немного опешил.
— Ну-ну, пожалуй, выкрутишься. Ты, главное, его из норы у Ярошенко выведи, будто к Косопузому. Поведешь Куку вроде б как сюда, к «Сибири», а я вас за брошенной будкой Дуськи Одноглазой буду ожидать-с с кистенем. Дуськи-то, что торговала руб-цом-«рябчиком».
— Как же, хорошо это место знаю. Там, значит, вы Степана и угостите?
— Не сомневайся! Так железом двину в ухо, что и не такой с копыт слетит и память потеряет. От сапог под видом обычного грабежа освободим и «Крестовик» заберем-с.
Они еще покалякали о деталях, и Митя-монах, выскользнув из трактира в хитровские сумерки, побрел к нужной ночлежке.
«Странник» Митя попетлял вокруг дома с «Каторгой», выбирая момент, чтобы юркнуть в его подвалы незаметнее, не попасться на глаза местным ворам, которые выходили на свои дела как раз об эту пору. Проскочил туда и, оказавшись в лабиринте подземелья, уверенно припустил к землянке-каморке петроградца.
Перед дверкой «заныра» Митя еще раз огляделся, открыл ее и, согнувшись, шагнул в темное нутро с протяжным возгласом:
— Степу Кукушкина и-и-ищем!
Спустя долгие минуты кто-то замычал, заругался, потом в кромешной мгле вспыхнула спичка, а за ней — свеча.
В ее свете Митя увидел Куку, сидящего на топчане одетым, в сапогах. Тот мрачно поинтересовался:
— Кто такой?
— Митька я, гонец от «ямника» Косопузого к тебе насчет фартового товара.
— Косопузого с «Утюга»?
— Ага.
Кука почесал грудь под рубахой, закурил папиросу. Покосился на колченогий стол у изголовья, на котором стоял недопитый штоф с водкой. Потом плеснул из него в стакан, проглотил водку, с отвращением тряся головой, сплюнул и проговорил:
— Давно о Косопузом на Хитровке слуху не было, я им интересовался.
— Ну во! И он тобой интересуется, Степа. Косопузый, вишь, на Москву опять прихрял, с Севера, что ли, проездом через Питер, где о твоей поездке к нам и узнал. От кого, не знаю, а только Косопузый сейчас в «Сибири» сидит, приказал мне тебя проведать и к нему на водочку пригласить.
— У-у, адово пойло! Уж с души воротит. Едва ль не в запой я у вас попал тут. Зовет Косопузый побеседовать, значит?
— Ага, говорит: «Дуй, Митька-монах, к Куке, зови на угощение и беседу».
— Стой! — насторожился Кука, зорко вглядываясь в рожу гонца. — Это какой ты Митька-монах? Не со «странниковой» ли хазы в «Румянцевке»?
Митя поздно спохватился из-за своей оплошности: никогда «ямник» уровня Косопузого не пошлет к уважаемому вору, каким был Кука, человека другой «масти» в преступном мире.
Он попробовал выйти из затруднения:
— Из «странников» я, да жисть так прижала, что встал на побегушки у фартовых и «ямников».
— Ну? И у фартовых даже? Чего ж ты можешь петрить в нашем деле? — скаля зубы, допытывался Кука.
Пятясь к двери, Митя забормотал:
— Я и не петрю. Мне Косопузый сказал тебя в «Сибирь» позвать, я и кликнул.
— Погоди-ка, — видя, что «странник» хочет улизнуть, Степка встал и зловеще заговорил: — Тебя кто послал? К кому ты вздумал меня отвести, рвань коричневая?
Мите надоело притворяться, он распрямился, с ненавистью
