истории будет недоволен. Потому что я напишу неправильно, неточно, по-своему. А это – личное, чужое, не моё.
Но вот уже семь лет я храню эту фразу, которую он оставил.
Не то чтобы прям «оставил». Просто сказал. Мы шли по городу, вели беседу. Мы часто разговаривали. Но потом перестали. Так с людьми случается.
Но осталась эта фраза. У меня внутри нашлось для неё отдельное место, своя полочка. Иногда, при сильном ветре, фраза слетает с этой полочки и летит. Я бегу за ней, ловлю, прячу, боюсь потерять. Берегу.
* * *
Две женщины в дождь поливали деревья.
Они вычерпывали воду из ванны, спускались с шестого этажа и шли поливать деревья. Потому что святую воду нельзя выливать в раковину.
– Я думаю, – говорил он, – что со стороны это смотрелось очень странно: две сумасшедшие женщины в дождь поливают деревья.
Это были его мать и её подруга. А в этой воде он, тогда ещё мальчик, принял таинство крещения – батюшка пришёл домой, совершил обряд. Потом начался проливной дождь.
– А почему тебя дома крестили?
– Это же СССР был. Пока папа на работе, меня крестили; мама так хотела.
Я всё время забывала, что он жил в СССР, а я нет.
…Значит, шёл дождь над СССР. Наверное, это было лето. Кругом деревья, цвет мокрой листвы.
Маму звали Галиной. С греческого это имя означает «тихое море», «штиль».
Но в какой-то момент море потеряло покой. Она что-то узнала, что-то не простила. Родители разошлись. Старую квартиру продали, купили две.
Она переехала на новую квартиру – и стала мыть окна: начиналась новая жизнь с чистыми окнами.
И было лето. И было радостно. И с улицы дул приятный свежий ветерок…
Смертельный. Воспаление лёгких.
Новая жизнь началась – и тут же закончилась.
А зачем? Вопрос глупый, но всё равно хочется получить ответ: зачем началась и зачем тут же закончилась?
Вымыла окна – и умерла.
Какое-то действие было лишним.
* * *
И однажды я поняла, что всю эту историю уже спела группа «Санкт-Петербург». Нет, песня, конечно, была совсем о другом. Она называлась «Тебе такой не нужен». Но там была строчка: «Вымытые окна, белая гроза…».
Группа «Санкт-Петербург», а по чувству – Ленинград, семидесятые, дождь над СССР.
– А в каком году была написана песня?
– Текст написан давно, когда меня ещё обуревали лирические эмоции. Начало восьмидесятых. Или конец семидесятых, – говорит Владимир Рекшан.
– То есть это ваши стихи? А я помню, что вы однажды сказали: «Боже упаси, я не поэт!» Мне очень нравится ваша песня. Третий день её слушаю.
– Слова мои. Но песня – это не стихи. Да вы, батенька, романтик!
Я не батенька и не романтик. Ну да ладно, неважно.
Важно, что чувство меня не обмануло. Не знаю, откуда вообще у меня взялось это чувство семидесятых: как можно чувствовать время, в котором тебя не было?.. Значит, можно. Если настоящее. Как в фильмах Калика.
* * *
В общем, семидесятые. Галина и её подруга спускаются с шестого этажа и поливают в дождь деревья. «Белая гроза…»
Я никогда не задумывалась над тем, что гроза – действительно белая. Её обычно рисуют синим и жёлтым. А она – белая.
«Вымытые окна» – это про смерть, а «белая гроза» – это про жизнь. В этих четырёх словах срифмовалась судьба одной незнакомой мне женщины.
Сюжет общий: был человек и нет человека. Точнее, для меня наоборот: сначала не было человека (в моей жизни), а потом он вдруг появился – фразой, песней и даже памятником: в том городе есть памятник Учителю. Сын скульптора был учеником Галины. И скульптура похожа на неё, это она.
А может, и не она. Собирательный образ.
Но я буду думать, что это она.
Александр Недвижимость
Каждый раз идя по Невскому и глазея окрест, я натыкаюсь на вывеску: «Александр Недвижимость».
И каждый раз я невольно улыбаюсь названию этого агентства.
У меня есть знакомый Александр. И он тоже живёт на Невском. За его окном идёт жизнь, люди идут, машины идут. Снег идёт, дождь идёт.
А Александр никуда не идёт. Потому что он – недвижимость.
Нет, с опорно-двигательной системой у него всё в порядке и планов у Александра громадьё, но дальше этих планов тоже ничего не идёт. Со временем у Александра исчезают все: жёны, дети, друзья, коты, собаки, черепахи… львы, орлы и куропатки. Вернее, они в какой-то момент начинают просто двигаться. В сторону от Александра.
И я тоже. Двигаюсь. В сторону площади Восстания.
А там я вижу другого Александра – Александра III.
Его нет на площади. Но я всё равно его вижу: царь-богатырь, а под ним конь-богатырь – не парадный, тонконогий, гарцующий, а настоящий, мощный, с натруженными, тяжёлыми ногами… И думы у венценосного всадника и его коня тоже тяжёлые…
С судьбой памятник – поруганный и осквернённый дураками, свергнутый, репрессированный и по сей день сосланный.
И, главное, живой памятник. Ну хотя бы потому, что, в отличие, например, от Александра-недвижимости – он всё время движется. Сначала в сторону хозяйственного дворика корпуса Бенуа, подальше от глаз людских, а затем – в сумеречный дворик Мраморного дворца. Стоит за решёткой, думы всё те же, тяжёлые.
И народ не сдаётся, волнуется, хлопочет за царя – назад, мол, на площадь, на законное место, на круги своя!
То есть намечается траектория дальнейшего движения. А движение – это жизнь.
И каждый раз, проходя мимо площади Восстания, я ставлю памятник на место. Любуюсь на этот мираж.
Чествую торжество справедливости.
65+
– Хороший рисунок, но… Сделайте бегемота более советским, – говорит редактор. – У нас аудитория «65+», она живёт в ностальгии. Советские мультики там, олимпийский мишка, плюшевый мир, понимаете?
Редактор уважает чужую тоску по прошлому. Дескать, она хорошо продаётся.
Я студентка и фрилансер. Рисую обложки для детективов. Их читатели – люди золотого возраста.
– И ещё, – продолжает редактор. – Нужна обложка для следующей книги. На ней хорошо бы изобразить собаку чихуахуа с лицом Никулина.
Пытаюсь это представить. Безуспешно.
– Ну не один в один, разумеется, но чтобы сходство угадывалось. Финальную сцену из фильма «Бриллиантовая рука» помните?..
…Допоздна засиживаюсь в аудитории. Рисую чихуахуа. Надеваю на лапу пса гипс, вручаю костыль, подвешиваю бедолагу на кран. И собака неожиданно взлетает под музыку.
Это звонит мой телефон.
– У аппарата.
– Привет, это Димон. Слушай, мне нужна красивая девушка. Модель. Ты подходишь.
– Почему я? У
