Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
он был одет в немецкий офицерский китель; погоны были почти полностью смяты и порваны, но обозначали очень высокое звание. Здесь, в лагере, этот человек был, очевидно, совершенно измучен.
Дорожки и площадь были поразительно чистыми, пространство между бараками – чисто выметено, как будто в них вообще никто не жил. Многочисленные фигурки людей, которые были видны через окна и двери, смотрелись так же странно: они были вооружены до зубов, а на поясах одетых в мундиры солдат висели полицейские дубинки. Тогда мы не знали, что находимся на территории одного из самых знаменитых польских лагерей смерти. До нашего прибытия именно здесь встретила свой печальный конец в том числе и значительная часть оставшегося населения Бромберга. Этих людей похоронили в общих могилах в окрестном лесу. После этого кровавая вакханалия была остановлена приказом сверху, а может быть, палачи просто устали. Позже за засовами и колючей проволокой мы узнали историю того лагеря: ходили слухи о целых грузовиках с людьми, которые прибывали и снова отъезжали отсюда, о пулеметных очередях в ночи. Нам рассказали и о других способах уничтожения людей: например, несчастных обливали бензином и поджигали после того, как они были вынуждены копать себе общую могилу.
Шло обслуживание последних людей в ряду перед нами. Вот какой-то старик полетел вниз по ступеням прочь из кухонного барака, и снаружи его встретили дубинки милиционеров. Старик потерял свой котелок, который тут же подобрала какая-то женщина из очереди. Но и на нее тут же обрушился град ударов. Изо рта и из носа женщины закапала кровь. Провожаемая пинками, она наконец сумела заползти в дверь ближайшего барака. Старый мужчина, истекая кровью, остался лежать на земле. Потом пригнали нескольких человек, которые унесли его.
Мы впервые подверглись подобному обращению в лагере для заключенных, и, естественно, наше состояние было сложно назвать спокойным. Однако за время, когда происходила эта сцена, милиционеры успели занять места с обеих сторон от нашей колонны, изготовившись к открытию стрельбы. Мы поняли, что любое проявление неповиновения бесполезно и равноценно самоубийству. Но разве мы не были солдатами? Разве мы должны позволять такое? В том, что мы пали духом, не в последнюю очередь было виновато наше плохое физическое состояние.
На каждого полагалось по пол-литра еды, и мы так и не смогли определить, было ли то, что нам дали, кофе, чаем или супом. Полученная нами тепловатая субстанция мало напоминала то, что предназначено для еды или питья. Плававшие где-то на дне миски два твердых кусочка оказались кожурой кормовой свеклы. Все мы были уверены в диагнозе: наши добрые хозяева высыпали в шестисотлитровый котел пакет ломтиков сушеного картофеля, ломтики турнепса и т. д. (эти ингредиенты фермеры покупают по дешевке и используют для того, чтобы разнообразить рацион своей скотины). Потом воду подогрели, и эту смесь, даже не посолив, стали использовать в качестве нашего ежедневного пайка. Тех, кто чем-то «выделился», лишали и этого, и, разумеется, ни о каком хлебе не было и речи.
Из-за пристального наблюдения за нами никто не осмеливался вылить эту дрянь прямо по дороге. Это предпочитали делать в уборной в бараке.
Последовала еще одна «спокойная ночь», потом – все тот же суп, что и вчера, и без хлеба. Голод стал невыносимой пыткой. Но вот в полдень объявили «построение перед отправлением». Снова был чрезвычайно строгий обыск, но наконец мы вышли. Под наблюдением солдат на велосипедах мы брели через город в лагерь в Л(ангенау) (Легново), расположенный в 10 километрах восточнее. Перед входом висел огромный бело-красный флаг[70]; внизу мозаикой был набран белым цветом польский орел.
Нас остановили у здания администрации. Всех зарегистрировали и подшили информацию в папки. После этого нас отвели в бараки администрации, где разбили на группы по двадцать человек. Я попал в последнюю группу и вот наконец тоже прошел в зловещую дверь. За ней нас встретила группа милиционеров, которые усердно трудились под руководством старшего начальника. В помывочном помещении на примерно тридцать кранов нам предстояло смыть с себя дорожную грязь. Мы быстро разделись и сложили свои вещи в стопку, и, пока мы мылись, капрал и его подчиненные занимались очень полезным трудом. Это значило, что ни один клочок нашей одежды не остался без внимания, ни один ботинок не избежал проверки. Они просто нашли все. Так мы потеряли все, что имели, за исключением одеяла, головного убора и костюма, точнее, мундира, а также рубашки. Они забрали и мой бумажник, где хранились последние маленькие фотографии моей жены и детей.
Руки поднять высоко! Рот открыть! Осмотр анального отверстия – ведь и там можно что-нибудь спрятать. Эта банда воров обыскивает даже наши волосы в поисках чего-нибудь ценного. Капрал отводит меня в сторону, смотрит внимательно на фотографию, где мои дети стоят рядом с группой немецких офицеров. Потом спрашивает:
– Ты офицер?
– Нет!
– Говори правду. Тебе ничего не сделают. Тебя просто отведут в другое помещение, где ты сможешь познакомиться с новыми товарищами. Тебя будут по-другому кормить, и тебе не придется работать.
– Очень благодарен вам за предложение, но я всего лишь солдат!
– Как пожелаешь, но ты не говоришь мне правду. И почему твоя нога выглядит так плохо?
Я не отвечал. Тогда он отдал мне какую-то команду, которую я не понял, и, в отличие от моих товарищей, мне разрешили одеться. Капрал снова заговорил со мной на хорошем немецком языке и обещал, что меня немедленно отправят в лазарет, где меня осмотрит хороший врач. Я понял, что этот человек с не очень приятной наружностью обладал добрым сердцем. Поэтому я попросил его вернуть мне фото, которые ему совершенно не нужны. После недолгого колебания он пообещал, что фото мне вернут в течение нескольких дней представители администрации (к моему несчастью, этого не произошло).
После такого диалога я несколько осмелел и попросил «командира» (он и на самом деле был им) хлеба или чего-нибудь еще из еды, потому что наши желудки вот уже несколько дней как пусты.
«Kolera kurvie sinn[71] – оставайся здесь! Жди!»
Мои оставшиеся товарищи внимательно прислушивались к нашему разговору с командиром; они тоже ждали. Вот наконец появился солдат в форме, которого сопровождал помощник, в руках у которого была корзина с кусками хлеба. Испытывая мучительное чувство голода, мы быстро поделили куски и стали жадно поедать их.
Я отправился в лазарет, где мною сразу же занялся один из санитаров. Это был немецкий солдат, студент-медик, который отвечал за лабораторию при лазарете и работал под руководством доктора-поляка. В любом случае
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
