ты же сам только что описал ситуацию: пропавшая девочка обнаружена мертвой, и первоочередная твоя задача – найти ее убийцу. К тому же были все основания полагать, что Рафаэля постигла та же участь.
– Но я должен был догадаться, что убийца хочет кем-то заменить Солен! А я подумал об этом гораздо позже! Месяцы, если не годы спустя! Если бы я догадался о мотивации похитителя сразу, я мог бы успеть что-то предпринять.
– Что именно? Ты начал бы искать двух детей вместо одного? Это было бы в два раза сложнее. К тому же ты знаешь не хуже меня, что в те времена информация распространялась медленнее и не так широко. Арно Белли мог быть объявлен в розыск как сбежавший малолетний преступник, к тому же ориентировка могла быть разослана только в пределах департамента Гар.
Конечно, Жан об этом знал. И все равно чувство вины, гложущее бывшего жандарма все эти тридцать лет, теперь терзало его с удвоенной силой.
– Ты понимаешь, что Виктор не оставит тебя в покое, если узнает об этом? – спросил он, чтобы сменить тему.
– Понимаю, – со вздохом ответил Фабрегас.
– С другой стороны, мне кажется, он имеет право знать. В конце концов, может быть, Арно Белли рос рядом с его сыном все эти тридцать лет!
– Да, я тоже это сознаю, представь себе! Вот только Арно Белли мертв, и вся информация, которую он мог нам сообщить, сгинула вместе с ним.
– Положа руку на сердце, скажи честно, ты думаешь, его убил Рафаэль?
– Жан, я ни черта об этом не знаю!
33
Все указывало Фабрегасу на Рафаэля Дюпена, но капитан больше не осмеливался положиться ни на очевидность, ни даже на собственный инстинкт. Все следы, в надежности которых он был уверен, неизменно приводили его в тупик. Он с ужасом чувствовал, что каждый шаг все больше отдаляет его от Зелии и Габриэля и что его самый страшный кошмар начинает сбываться наяву: он вынужден пойти по стопам Жана и должен быть готов к тому, что нынешнее расследование останется для него незаживающей раной на всю оставшуюся жизнь.
Фабрегас энергично растер лицо ладонями, надеясь таким образом отогнать мрачные мысли. От него зависела жизнь двух детей, и на самоедство не оставалось времени.
Жан попросил у него разрешения сообщить об Арно Белли Виктору Лессажу. Поначалу Фабрегас отверг эту идею. Но, немного поразмыслив, решил, что у отца близнецов эта история, возможно, вызовет какие-то воспоминания или ассоциации. Может быть, Солен и Рафаэль были знакомы с этим мальчиком еще до своего исчезновения? Или же его имя заставит Виктора вспомнить какой-то другой эпизод из прошлого, не связанный с близнецами напрямую? Это казалось маловероятным, но Фабрегасу было уже нечего терять, и он согласился выполнить просьбу бывшего начальника, поставив условие, что будет его сопровождать.
Казалось, Виктора ничуть не удивил поздний визит двух жандармов. Он впустил их в дом и предложил поужинать с ним за компанию. Оба вежливо отказались – по правде говоря, запах жареной капусты, доносящийся из кухни, не вызывал особого гастрономического энтузиазма.
– Мамаша Бозон приготовила мне капустную запеканку, – объяснил Виктор, словно прочитав их мысли. – Однажды я имел глупость ей сказать, что люблю цветную капусту, и теперь она готовит мне ее во всех видах!
– Мадам Бозон? – удивленно спросил Жан. – Жена Пьера Бозона?
– Вдова, – поправил Виктор. – Пьер умер от сердечного приступа два месяца назад.
– Да, я в курсе. Я все еще слежу за местными новостями, представь себе.
– С тех пор она заходит по десять раз на дню, спрашивает, не нужно ли чего.
– Гм… Тебе не кажется, что она старовата для амплуа веселой вдовы?
– Ты что же, думаешь, что она надеется меня соблазнить?! – расхохотался Виктор. – Скажешь тоже!.. Ее муж был школьным учителем моих детей. Пока он был жив, они с женой постоянно меня опекали. А теперь, когда он умер и ей больше не о ком заботиться, она взялась за меня с удвоенной силой. Нет, я ничего не имею против капусты, но не каждый же день. Эдак я, чего доброго, захочу перебраться в Эльзас[27]!
Фабрегас слушал этот разговор, не участвуя в нем. Имя Пьера Бозона показалось ему смутно знакомым, и когда Виктор вдобавок упомянул профессию, капитан вспомнил: Бозон тоже был в списке подозреваемых, который составил Жан. Капитан отдавал себе отчет, что в ходе расследования сталкивается с людьми, о которых не знает, по сути, почти ничего. У Жана в этом отношении было перед ним большое преимущество, поэтому идея прийти сюда вместе, как бы не вполне официально, оказалась очень удачной. Чем больше он узнает о жителях Пиолана, ставших участниками либо зрителями драмы, некогда потрясшей городок, тем больше шансов заметить какую-нибудь мелкую деталь, которая в иных обстоятельствах от него бы ускользнула.
Трое мужчин расположились в гостиной, и Жан вопросительно взглянул на Фабрегаса, словно желая узнать, не возражает ли тот, если новость отцу близнецов объявит он на правах старого друга. Капитан едва заметно кивнул и перевел взгляд на Виктора, чтобы проследить за его реакцией во время рассказа.
Виктор выслушал Жана молча, не перебивая. Порой он переводил взгляд на Фабрегаса, затем снова на своего друга – и постепенно его глаза все больше затуманивались. Когда Жан закончил рассказ, Виктор встал и направился прямо к бару. Достал бутылку анисового ликера и, даже не предложив его гостям, налил себе двойную порцию. Осушив бокал одним глотком, он наконец заговорил, обращаясь к старому другу:
– Ты хочешь сказать, что этот человек был знаком с моим сыном? Что они росли вместе?
– Виктор, это только предположение.
– И он тоже жил в Пиолане?
– Этого мы не знаем, – вместо Жана ответил Фабрегас. – Возможно, он прибыл сюда специально для того, чтобы встретиться с Солен Готье.
– Вы сказали – Солен?
Фабрегас осознал, что они рассказали Виктору еще не все.
– Да, Солен. Случайное это совпадение или нет, но учительница Зелии и Габриэля носит то же имя, что и ваша дочь.
Виктор никак не отреагировал на это сообщение. Да и что он мог сказать? Лучше, чем кто бы то ни было, он понимал, что эта женщина – не его дочь, и сейчас нужно сосредоточиться на других вещах, более важных для спасения еще живых детей.
– Что вам известно об этом Арно Белли?
– Немного, к сожалению. Мы только начали собирать информацию о нем. До сих пор он предпочитал не попадать в поле зрения властей.
– И надо же, так по-дурацки
