17
По сути дела, виноват был Блез Паскаль.
Если бы Макс Марше в пятницу не снял с полки эту книгу, а затем не ушел бы с ней в сад (спасаясь от мадам Бонье) и не читал бы ее там, расположившись под деревьями в тишине, нарушаемой только еле слышным гудением пылесоса да один раз странным звонком мадемуазель Розали, то не возникло бы и повода для того, чтобы после чтения (которое, как всегда, доставило ему много удовольствия) возвращать ее на место. А если бы место «Мыслей» Паскаля не находилось на самом верху под потолком, то Максу не пришлось бы залезать на библиотечную стремянку.
Это было надежное и прочное устройство, стоявшее рядом с высокими шкафами до потолка, которое удобно передвигалось на колесиках, так что с помощью этого приспособления можно было без труда достать нужную книгу с любой полки, как бы высоко она ни стояла.
На беду, книжка Блеза Паскаля стояла очень высоко. Точнее сказать, так было первоначально.
Когда Макс в субботу, мирно позавтракав на террасе, дочитал последние страницы и, по своей любви к порядку (мадам Бонье держалась на этот счет совершенно ошибочного мнения), полез в кожаных шлепанцах на самую верхотуру, остановившись на третьей сверху ступеньке, так что его седовласая голова почти что коснулась потолка, и уже потянулся вправо, чтобы поставить книжку на предназначенное ей место в философском разделе, — проклятый Блез Паскаль каким-то образом выскользнул у него из руки. В попытке предотвратить падение первоиздания (он терпеть не мог загнутых страниц, из-за чего очень редко кому разрешал выносить свои книги из дома) Макс взмахнул рукой в пустом пространстве, но книжку уже не поймал. Не поставленная на тормоз лестница от толчка откатилась в сторону, и рослый старик в синей вязаной фуфайке и парусиновых брюках потерял равновесие, левая нога выскользнула из шлепанца, он попытался ухватиться за боковину лестницы, но промахнулся, его рука, ищущая опоры, схватила пустоту, и через секунду он вслед за Блезом Паскалем приземлился на паркетном полу.
Он упал навзничь, и в следующий миг у него от удара перехватило дыхание. Если бы пол был каменным, то оно бы, скорее всего, уже не восстановилось. А так он полежал, устремив взгляд на ряды книг, попытался вдохнуть и запаниковал, почувствовав, что грудная клетка не желает расширяться, а в легкие не поступает кислород.
Страшная боль пронзила его от бедра до колена, в голове стоял такой звон, словно все колокола собора Парижской Богоматери разом зазвонили, призывая к последней молитве.
«Умру хотя бы в окружении книг», — подумал Макс, прежде чем провалиться в милосердный обморок.
Когда он снова пришел в себя, свет, как ему показалось, падал в окно под другим углом, чем раньше, однако он не мог сказать этого с полной уверенностью. Прошло, вероятно, три часа, а может быть, всего лишь пятнадцать минут, точно он не мог это определить. Наручные часы, как нарочно, остались в ванной. А он все еще валялся на спине, как беспомощный жук, и любое, даже самое осторожное движение причиняло боль.
Несколько раз принимался звонить телефон, но он был не в состоянии преодолеть пару метров, которые отделяли его от письменного стола, — боль была такая, что у него темнело в глазах, когда он пытался приподняться. Немного позже он услышал пронзительный звук своего мобильного телефона, каждый раз заставлявший его вспомнить Хичкока — «Убийство по телефону». Сейчас эта чертова штуковина ему бы очень пригодилась, но в нужный момент она, как назло, оказалась в кармане его летнего плаща, который висел в передней.
Он застонал. Если бы ему повезло, плащ сейчас лежал бы там, где он вчера его скинул, — на подлокотнике дивана, до которого можно дотянуться рукой.
Но к несчастью, добросовестная Мари-Элен перед тем, как попрощаться с ним и уехать, успела унести плащ в переднюю и повесить в гардероб. Положение было отчаянное!
Когда снова зазвонил стационарный телефон, Макс попытался перевернуться на живот и доползти до стола. Снова его пронзила эта режущая боль и перехватило дыхание. Наверное, сломана какая-то кость, потому что нога висела как плеть и в бедре была неестественно вывернута.
