и оказался совершенно прав. В данном случае – всё врут отзывы в интернете, и сетевые сплетни о лени и равнодушии инструкторов на Павло-Очаковской косе оказались сплошным фейком. Надежды, что, получив гонорар вперед, повелитель сёрфа не будет особо напрягаться со мной, канули в Лету, то бишь в лечебные воды Азовского моря. Вставая на доску, я представил, что так выглядели, видимо, воды Стикса, и, маскируя страх бесшабашным юмором, спросил инструктора, не Харон ли его имя. Оказалось, почти – Кирилл.
– А вы упорный! В сёрфинге не последнее дело, – подбодрил меня Харон-Кирилл, наблюдая, как после двадцатого падения я в очередной раз карабкаюсь на доску. В этот момент мне удалось поймать ветер, и я помчался по волне со скоростью, от которой сравнение со Стиксом уже не казалось очень уж остроумным. Впрочем, разворот у меня почти получился, и я почувствовал себя героем фильма «На гребне волны», только с парусом.
Оказалось, что настоящему сёрфу здесь тоже обучают. С помощью пресловутой отечественной смекалки и двухмоторной лодки инструкторы устраивают шикарную искусственную волну, и именно здесь получают навыки стояния на доске так, что потом не стыдно лететь на Бали и Канары. Кроме того, сильный ветер, гуляющий на Павло-Очаковской косе, делает это место идеальным для кайтинга и вейкбординга. В летний сезон, если смотреть на море с берега, создается впечатление, что ты не в тридцати километрах от Азова, а где-нибудь в Пайплайне или на Бандоран Бич. Только на косе я увидел рекламу не менее пятнадцати клубов, обучающих этим экстремальным видам спорта, и втрое больше – в социальных сетях. Кирилл с присущим ему серьезным видом поведал мне, что Павло-Очаковская коса является одним из мировых центров кайтсёрфинга, предложил познакомить меня со своим другом, по совместительству лучшим специалистом по кайтингу, и взять у него пару уроков. По знакомству мне была обещана солидная скидка, но глядя, как кайтсёрферы отрываются от водной глади на несколько метров вверх, я мужественно отверг это предложение, попутно пробормотав, что, кажется, понимаю, почему инструкторы требуют оплату вперед.
Бурливший во мне адреналин почти сделал свое дело, и я уже было согласился взять несколько уроков без скидки, но тут мой взгляд упал на рекламу еще одного вида спорта, набирающего обороты не только на Павло-Очаковской косе, но и в Таганроге, Азове и даже Ростове-на-Дону. В конце концов, он ведь тоже – порт пяти морей. В общем, сапсёрфинг покорил меня сразу и навсегда. Инструктор и, разумеется, еще один лучший друг Кирилла уверил меня, что во время катания на сапе можно даже заниматься йогой. Не могу точно ручаться за правдивость этих слов, но если кто-то скажет, что сапсёрфинг – не экстремальный вид спорта, пусть первым, что называется, кинет в меня камнем. Сап – адреналин не меньший, чем виндсёрфинг. Подставив лицо ветру и скользя на широком медлительном сапе, вам придется проявить недюжинное мастерство и усилия, чтобы увернуться от взмывающих в небо любителей кайтинга или стремительно несущихся на вас виндсёрферов. Да и задумавшись, веслом по голове можно получить не хуже, чем шахматной доской☺
Поймать ветер:
Павло-Очаковская коса
Ростовская область, Азовский район
GPS – 47°02΄15˝ с. ш. 39°06΄16˝ в. д.
Сибирьковый
Удивительная штука – историческое образование. Будучи беспомощным на предмет практического применения, оно все равно непостижимым образом пропускает молодые умы через такую школу жизни, которой позавидовал бы самый рьяный эмпирик.
Высшей кастой в когорте властелинов прошлого являются археологи. Изучая историю при помощи бульдозера и кисточки, то есть наощупь, они свысока смотрят на тех, кто променял вольный воздух раскопок на уютную пыль архивов. Им, гагарам, дескать, недоступно наслажденье скифской степью. Кости древнего кагана, вывернутого ножом скрепера, их пугают.
Сбежав из археологии, но не примкнув еще полностью к нарративистам, я занял промежуточное положение, приезжая в экспедицию родного истфака на правах чертежника-художника. То есть когда вся грязная и кропотливая работа сделана. Но прибыв в очередной раз на раскопки кургана в Константиновском районе, я обнаружил недовыполнение подготовительных работ, делавшее мое присутствие не то чтобы бессмысленным, но слегка преждевременным. Наставник – доцент, чье имя было обычным, но отчество восходило к древнегреческому (что характерно) автору «Анабасиса», лучезарно улыбаясь, пояснил задержку.
– Приехали, быстро поставили лагерь, обустроились. Решили отметить начало экспедиции. Мне как раз, Сережа, привезли замечательное белое вино, из местного винограда, великолепнейшее, с домашней винодельни, чудесное, прям волшебное. Тем более что вечер, пятница, душевно так посидели, – запнувшись, Анатолий Ксенофонтович задумался, снял, вновь водрузил на нос очки и решительно закончил. – Ну, а во ВТОРНИК уже спокойно вышли на работу!
Археологи всегда были рыцарями без страха, упрека и мелкособственнического инстинкта. Часть сломавшего график трудового процесса вина дожидалась меня в десятилитровой бутыли, играя на солнце соломенными переливами, в которых то и дело вспыхивали зеленоватые искры. Вкусовые ощущения отзывались то фруктовыми, то травяными нотами, понять их было трудно, вину явно требовалась дальнейшая выдержка, но оно было не рядовым. Аромат… Аромат был до боли знакомым и одновременно неузнаваемым. Возникало ощущение, что он рождался не только в бутылке, но и вне ее.
Ответ пришел на следующее и не самое легкое утро. Углубившись в лесопосадку, чтобы спастись от солнца, палившего не столько с неба, сколько в голове, я ощутил вчерашний аромат. Запах исходил от цветущего яркими желтыми цветками чапыжника. У нас его именуют сибирькóм, как и виноград, вино из которого обладало волшебным свойством довести пьющего его то до состояния ученейшего античного грека, то противостоящего ему скифа-варвара.
Об этом, собственно, я и заговорил с наставниками и собратьями по разуму за ужином под вечно открытым небом. Отметив устойчивую ароматику сибирькового, я заметил, что явные неровности вкуса, цвета и последствий так и не привели меня к решению, нравится ли оно мне или нет. Наставники посуровели, а Ксенофонтович перешел в обращении на имя-отчество. Тут надобно заметить, что обращались к нам наши учителя всегда на «вы», всех помнили так, будто служили в паспортном столе, обращение на «ты» и по имени было знаком отличия и высшей милости, которые заслуживались годами и напряженной игрой ума. Обратная эволюция не предвещала ничего хорошего.
– Из сказанного вами, Сергей Геннадьевич, совершенно очевидно явствует, – начал ледяным тоном потомок греков, – что пятерка по методам исторического исследования красуется в вашей зачетке совершенно незаслуженно. Даже посредственно образованный человек, столкнувшись с той исследовательской проблемой, которую вы затронули, для ее разрешения немедленно прибегнул бы к компаративистскому, то бишь сравнительному анализу. Но не в прямом, а в ассоциативном
