в религиозной картине мира – пусть и невидимые, но полноправные члены социальной коммуникации: они отвечают на молитвы, наказывают за неповиновение, проявляют любовь, принимают подарки, помогают, обманывают, заставляют плакать и смеяться, вызывают страх и восхищение, игнорируют, могут быть другом, врагом или даже возлюбленным – в общем, все происходит почти так же, как с близкими, друзьями или членами какого-то сообщества.
Если вы разговариваете с домовым, подкармливаете его и просите не шалить, то эти действия можно считать религиозными, даже если они не предполагают иерархической организации со жрецами, которые бы отвечали за оставление домовому миски с молоком. Формы социальной коммуникации со «сверхъестественным» могут быть разными: например, организованным богослужением группы людей в специально отведенном месте или сооружении, уединенной молитвой в спальне или семейной молитвой за ужином. Мое понимание религии как связи со сверхъестественным сближается с историческими определениями Цицерона, Кассиодора и других авторов, которые писали о религии как о служении богам из‑за наличия внутри какого-то особенного чувства благоговения. Мне кажется, что религия начинается в том числе с того, что человек начинает себе представлять причину этого чувства, антропоморфизировать ее, воображать, и в конце концов она становится для него реальной, что бы это ни означало. Она вырастает в целую символическую форму, обрастает смыслами, образами, знаками, практиками, приобретает организационную структуру, иерархию и в конце концов приобретает все больше социального и политического влияния.
Конечно, не все люди религиозны. Религия естественна только в том смысле, что ее происхождение связано с тем, как устроен человек по своей природе. У него есть определенные умственные навыки, он воображает, размышляет, делает ошибки, притворяется, подражает, запоминает и делает много других совершенно естественных для человека вещей. Кто-то может использовать свои когнитивные способности для того, чтобы читать Священное Писание, другой применит свой ум к штудированию учебника по физике, третий будет наслаждаться художественной литературой. От того, каким гибким может быть человеческий разум, зависит многообразие культуры.
Эволюционная история показывает, что религия оказывается совершенно универсальным культурным элементом, и ее возникновение не противоречит естественной истории человека. Пусть даже она парадоксальна и кажется совершенно бесполезной или выходящей за рамки биологических потребностей человека, современный эволюционизм расширенного типа позволяет нам говорить о том, что религиозные представления проистекают из естественной потребности человека к символизации и созданию символических форм. Так человек общается с другими и осваивает окружающий мир. Даже такой странный способ конструирования экологических ниш мы можем назвать естественным, потому что его механика полностью основана на когнитивных способностях человека, его воображении, памяти, мышлении, восприятии, способности «видеть лица в облаках» и придавать человеческие черты своим питомцам, взваливать вину на невидимых существ и просить у них помощи и т. д.
Когнитивное и эволюционное религиоведение все еще молодое научное направление. Оно междисциплинарно, поэтому религию могут изучать не только религиоведы в узком профессиональном кругу. Это настолько сложная система, что она требует внимания со стороны социологов, психологов, психоаналитиков, антропологов, философов, биологов, психиатров, физиологов, тех, кто умеет управляться со сложной научной и медицинской техникой, проводить статистические отчеты, создавать базы данных, программировать и т. д. Такой масштаб отнюдь не выдумка, как можно подумать. Над крупными междисциплинарными проектами в этой сфере работают специалисты в разных странах[242].
В отличие от других исследовательских направлений современное когнитивное и эволюционное религиоведение отличается высокой степенью рефлексии. Религиоведы часто спрашивают себя, насколько исчерпывающий их проект, может ли он объяснить сущность религии, извлечь ее из сложной человеческой природы, препарировать на лабораторном столе. Другой вопрос в том, можно ли все это сделать с учетом всех этических требований, соблюдая баланс между редукционистской и холистской стратегиями.
Кроме этого, есть еще масса неразгаданных тайн, к которым не так просто подступиться. Мы все еще не до конца понимаем феномен секуляризации, продолжаем исследовать взаимосвязь религии, насилия и войны, разбираемся с тем, как религия влияет на повседневную жизнь, как она присутствует в медиа, и размышляем над тем, о какой реальности сообщает нам мифология. В своем исследовании я намеренно не затрагиваю темы, связанные с религиозным фундаментализмом и религиозным насилием, поскольку мне кажется, что эти вопросы должны быть проанализированы и исследованы отдельно. Я их оставляю в качестве перспективы дальнейших исследований. Однако в современном религиоведении эволюционный и когнитивный подход, конечно, применяется и в изучении таких феноменов тоже.
Исследование эволюции культуры и религии – это масштабный научный проект. Мне нравится, как зоолог Кевин Лейланд назвал ее «неоконченной симфонией Дарвина»[243]. Я согласна с тем, что Чарльзу Дарвину удалось сформулировать основные вопросы и тем самым задать ориентиры для исследователей естественной истории культуры. Теперь в поисках ответов на эти вопросы мы можем обратиться к размышлению о том, что такое, в сущности, культура, почему человек религиозен и, собственно, кто такой человек. На мой взгляд, объяснение религии во многом зависит от того, как мы понимаем его сущность. С натуралистической точки зрения человек, конечно, биологическое существо, «голая обезьяна»[244], как говорит биолог Десмонд Моррис. Этот отправной тезис мы используем, чтобы понять, как и почему у этой «голой обезьяны» появились религиозные верования и ритуалы и почему они для нее так важны. Думаю, на этом исследовательском пути нас ждет еще много смелых гипотез и интересных открытий.
Список литературы
Автандилян Е. А. Американская социобиология и теория генно-культурной коэволюции: истоки, становление, основные идеи. М.: Русайнс, 2018.
Агаджанян А. С. Религия и теория: современные тенденции. Размышления по поводу одной книги // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. 2013. № 3 (31). С. 7–31.
Алекшин В. А. Мустьерские погребения Западной Европы // Археологические вести. 1995. № 4. С. 188–216.
Аристотель. Поэтика. Л.: Академия, 1927.
Атран С. Когнитивные и эволюционные корни религии // Современная западная психология религии: Хрестоматия. М.: Изд-во ПСТГУ, 2017. С. 526–564.
Аронсон О. Эпидемиология политического // Новое литературное обозрение. 2015. № 6. С. 37–48.
Арчер М. Реализм и морфогенез / Пер. с англ. О. А. Оберемко, А. Ф. Филиппова // Социологический журнал. 1994. № 4. С. 50–68.
Атхарваведа (Шаунака): В 3 т. М.: Вост. лит., 2007. Т. 2.
Бажанов В. Мозг – культура – социум: кантианская программа в когнитивных исследованиях. М.: Канон+; РООИ Реабилитация, 2019.
Бажанов В. А. Нейротеология: религия в фокусе современной культурной нейронауки // Религиоведение. 2018. № 1. С. 118–125.
Белла Р. Н. Религия в человеческой эволюции. От палеолита до осевого времени / Пер. А. Васильева, А. Соколовского. М.: ББИ, 2019.
Березкин Ю. Е. Африка, миграции, мифология. Ареалы распространения фольклорных мотивов в исторической перспективе. СПб.: Наука,
