«28, Upper Grosvenor Sq. London, 29. July 1806
Некоторое время и Ты не будешь получать от меня письма, и я перестал Тебе писать. Мне не в чем себя упрекать, всё обстоит так, словно игру в вист ведут три партнёра. Я обращаюсь к Тебе, я пишу, и всё впустую, в ответ ни звука. Не понимаю, зачем я ещё Тебя вообще спрашиваю. Опыт целого года меня научил, что мне нечего рассчитывать на получение от Тебя писем, но человеческая природа неизменна и “la speranza е l’ultima che si perde”.
26 июля 1806 года граф Павел Александрович Строганов вновь обратился к новому министру иностранных дел барону Будбергу с письмом, чтобы ещё раз обратить его внимание на отношения России с Англией:
«Я считаю весьма полезным для дела обратить Ваше внимание на целесообразность поддерживать, насколько это возможно, наилучшие отношения с британским министром иностранных дел, которому я сообщил всё, что мне удалось узнать во Франции, хотя, откровенно говоря, я постарался бы избежать подобных неприятных способов действий. Мне кажется, что необходимо определить влияние секретных сведений М. de Talleyrands по этому вопросу, а, как мне представляется, искренность – способ ослабить печальное впечатление, которое произвели здесь переговоры D’Oubril’a.
С облегчением я узнал из почты, адресованной милорду Granville и Leveson Gower, что есть стремление продолжить политику, противился которой лишь D’Oubril. Здесь уверены, что в России не ратифицируют столь неприемлемые соглашения, и поэтому отношение к нам нисколько не изменилось».
Граф Павел Александрович Строганов попал бы в крайне затруднительное положение, если бы он был вынужден дезавуировать ту политику, которую он проводил в Англии.
В его письме к супруге чувствовались разочарование и отвращение к русским делам столь явно, что возникали сомнения, возвратится ли он вообще в Россию. Долгое время он не получал из дома никаких известий, и это обстоятельство, наверняка, усиливало чувство подавленности, которое овладело им.
Однако, когда Павел Александрович получал от своей супруги письма, то Софья не переставала ему повторять:
«Ты ведь знаешь, что я никогда не буду противиться Твоим планам, если они Тебе приносят радость и таким образом делают счастливым… Но Ты, наверняка, не думаешь о Своём престарелом отце. Он в таком возрасте, что потерял всякую надежду увидеться с Тобой после Твоего длительного отсутствия, так что если и я с детьми уеду, то Твой престарелый отец останется в полном одиночестве… Государя вижу довольно часто, поскольку обедаю при дворе с государыней. Его Высочество очень внимателен ко мне, и после его возвращения с войны в его отношении ко мне ничего не изменилось. Не знаю, чем заслужила такое дружеское расположение к себе…»
Далее супруга Павла Александровича изложила содержание своих бесед с государыней, которые они вели после трапезы в покоях царицы. Не исключено, что до графа Строганова дошли слухи о сердечной привязанности государя к его супруге Софье Владимировне. В феврале 1806 года Софья писала Павлу Александровичу, что ныне, когда она обедает при дворе, то часто видит государя. Её современники также указывали на двусмысленность её положения, но все подчёркивали, что ей удалось, проявив большой такт, выпутаться из этого двусмысленного положения и одновременно сохранить дружбу с молодым монархом и его супругой. Много лет спустя Софье Владимировне Строгановой даже пришлось улаживать конфликт, который возник между царствующими супругами.
«Я был о себе всегда самого скромного мнения, а окружающих считал выше всех похвал, однако боюсь, что подобное суждение неприемлемо в Европе», – жаловался граф Павел Александрович супруге. Но когда он под влиянием своего вдохновения написал: «Я обдумываю возможность остаться в Англии или отправиться в Индию или Америку, но ни в коем случае не хочу возвращаться в Россию», – его семья пришла в ужас. Однако своими письмами Софье удалось Павла Александровича успокоить.
Строганов быстро взял себя в руки:
«Не уверен, моя любовь, что после моих последних писем Ты не считаешь меня совсем сумасшедшим. Если бы я смог тебя увидеть, то был бы счастлив; у меня не хватает слов, чтобы сказать тебе, как я мечтаю об этом мгновении и с каким нетерпением я бы ждал того часа, чтобы поехать к Тебе, если бы позволило состояние моего здоровья».
Впервые со времени его детства, когда он, изнеженный, был подвержен простудам, здоровье его подвело.
«Пожалуйста, не беспокойся из-за того, что я всё время откладываю свой отъезд из Англии. Ты мне не раз говорила, что я стал бы жертвой своего мрачного настроения, если бы не женился в ранней молодости. Я ещё помню, как Ты тогда имела обыкновение меня порицать за это и как благодаря Твоему благотворному влиянию мне удавалось избегать таких мрачных дум. Клянусь, что с того времени, когда мы расстались, а прошло уже более года, я часто чувствовал отсутствие этого влияния и говорил себе: если бы только Ты могла быть здесь со мной, мне было бы значительно лучше. Беда, что серьёзный человек придумывает фантазии только ради того, чтобы доставить себе удовольствие от них избавиться. Ты же знаешь, мне достаточно одного Твоего слова: и к чему это всё приведёт? Ты знаешь, мне нужно, чтобы Ты была со мной, так как я настолько сожалею, что вынужден покинуть эту страну, что боюсь лишиться рассудка, если я буду один без Тебя, с Тобой же мне ничего не страшно… Вынужден признаться Тебе в своих слабостях…»
