Смерть уже не имеет над Ним власти.
Св. Павел, Послание к Римлянам (6:9)– Уже собираетесь уезжать, господин хороший? – Трактирщик приковылял к нашему столу, и я видел, что он старается не глядеть в лицо Курносу.
В отблесках каминного пламени Курнос и вправду выглядел страшнее обычного, а неровный широкий шрам, уродовавший его щеку, казалось, ритмично пульсирует: словно под кожей у него живут толстые черви и, подергиваясь, изо всех сил стремятся выползти наружу.
– А тебе-то что за дело? – рявкнул Первый. Он нынче был не в духе.
– Да просто… – Трактирщик начал отступать, но я остановил его.
– Отчего ты спрашиваешь, добрый человек? Счет ведь оплачен, верно?
– О, и куда как щедро, достойный господин! – обнажил он в усмешке голые синие десны с остатками зубов. – И даже более, чем щедро, если смею так…
– Тогда – что?
Он снова приблизился, и в нос мой ударил запах гнили, бьющий из его рта. «Ох, бедный Мордимер, – подумал я. – Неужто лишь ты один заботишься о гигиене? Неужто одному тебе мешают никогда не мытые тела, никогда не стиранная одежда и гнилые зубы?» Я мысленно вздохнул. Несмотря на долгие недели, проведенные в совместных с Курносом путешествиях, я не привык и к его смраду. Но сей крест я нес терпеливо.
– Тут никто не ездит ночами, господин хороший! – трактирщик понизил голос. – Как сумерки – все сидят по домам да в корчмах.
– Ага, точно, пьют водку и набивают мошну трактирщикам! – снова рявкнул Первый.
– Близне-е-ец, – успокоил я его. – Дай человеку сказать. Видишь же, это честный хозяин. Не отпускает путников в глухую ночь, хочет удержать их от опасностей дороги. Да, милый мой, редко в мире стали попадаться люди, что любят ближнего своего совершенно безвозмездно…
Курнос заморгал и тихонько, под нос, повторил мои слова. Споткнулся на слове «безвозмездно». Близнецы лишь глуповато усмехались.
– Красиво говорите, господин хороший, – покачал головой трактирщик. – Вы клирик какой или, может, даже священник?
Близнецы фыркнули от смеха.
– Священник или нет, а кропило и вправду у него есть, – хохотнул Первый.
– Да куда уж, – ответил я, не обращая внимания на его слова. – Занимаюсь то тем, то другим, однако до священника мне далеко. Но скажи же наконец, что за опасности грозят путникам в здешних краях? Разбойники? Бунтующие селяне? Местный наследник изымает излишки из сундуков да переметных сум путешественников?
– Ах, если бы! – он размашисто повел рукою, а я скривился, поскольку смрад из его подмышек едва не остановил мое дыхание. – Все куда хуже, господа, куда хуже…
– Присядьте с нами, – пригласил я, указывая на лавку подле Второго, поскольку предпочитал, чтобы трактирщик вместе со своим смрадом держался от меня как можно дальше. – Мы ведь можем выпить еще по кружечке.
Близнецы и Курнос аж просияли, когда услышали, что ожидает их еще одна кружка пива. Ведь всяко приятней сидеть подле очага и попивать пивко, чем тащиться сквозь дождливую ночь по буреломам. Правда, в этом трактире пиво было что конская моча, хлеб – черствый, мясо жилистое, а дым наполнял всю комнату и лез в глаза, но что же, и это лучше, чем ничего.
Довольный трактирщик с усмешкой уселся на лавке и подозвал слугу – маленького, светловолосого паренька в залатанном, до невозможности засаленном и грязном кафтане.
– Принеси-ка кувшинчик наилучшего, – приказал я.
Мне было интересно, отличается ли наилучшее от того, которое мы имели удовольствие – или, вернее, неудовольствие – пить; и надеялся, что так и будет.
– Прежде чем начну рассказывать, – заявил трактирщик, – нужно, господа хорошие, чтобы вы кое-что узнали об околицах. Тут у нас, видите ли, три сельца, – он поднял руку и начал считать на пальцах: – Торфяники, Язевый Перешеек и Старухово. Каждое – в несколько десятков дымов, а Старухово – вроде даже вооруженное поселение. Ибо окружено палисадом, и живет там человек сто…
