Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
центр Торопец. В этом древнем городе с обилием храмов и чудотворной святыней – Корсунской иконой Божьей Матери – мальчик закончил духовное училище. В 1878 году он поступил в Псковскую духовную семинарию, и здесь от сотоварищей получил уважительное прозвище Архиерей. Лучший ученик, гордость семинарии, через шесть лет он стал студентом Петербургской духовной академии, и новые однокашники дали ему иное прозвание – Патриарх.
Один из сокурсников позднее вспоминал: «Перед товарищами высилась необычайная личность по своим умственным и, главное, нравственным свойствам… Он был солнце между нами… наше солнце Патриарх и светило, и грело как большой ум и великое любвеобильное сердце». С первого знакомства в этом блондине высокого роста чувствовалась духовная и интеллектуальная сила: Василий Беллавин имел добрый, легкий характер, отзывчивое сердце, серьезный ум, веселый нрав – и всё это при глубокой погруженности в религию, в церковную жизнь. Он был прост в общении, внимателен к нуждам других, любил шутить и рассказывать смешные истории, охотно откликался на просьбы о помощи. При этом умел один идти против течения, проявляя независимость в суждениях, даже когда эти суждения расходились с мнением начальства. Многие позже, в годы его патриаршества подмечали, что в этом человеке мягкосердечие и добродушие сочетались с непреклонной твердостью. «Да, он всех внимательно слушает, мягко ставит возражения, но на деле проявляет несокрушимую волю», – записал через много лет один из близко знавших его людей. Среди студентов Академии он был популярен и пользовался искренней любовью.
В 1888 году со степенью кандидата богословия Василий Беллавин вернулся в Псковскую семинарию, чтобы преподавать богословские предметы и французский язык. В нем замечали явную склонность к монашеской жизни – к отречению от житейских забот мира. Но он не стал принимать постриг в Академии, как делали тогда многие студенты, предназначавшие себя к церковно-административному поприщу. Скромный, вдумчивый кандидат богословия Беллавин, прежде чем дать строгие монашеские обеты, хотел сперва испытать себя, свою непреклонность, набраться духовного опыта. К тому же он ясно понимал, что ранняя и быстрая церковная карьера зачастую вредит душе, делая ее неустойчивой перед всеми соблазнами начальственных должностей. Лишь через несколько лет, в 1891 году, в семинарской церкви он принес обеты целомудрия, послушания и нестяжательства и был пострижен в иноки, чтобы отныне все свои силы отдавать только Церкви. В знак того, что он умер для мирских желаний, он получил новое имя Тихон – в честь святителя XVIII века Тихона Задонского, епископа Воронежского, замечательного проповедника и чудотворца, исцелявшего больных и предсказывавшего будущее.
Посмотреть на это событие в церковь на втором этаже здания набилось столько народу, что пол, дабы не обрушился от тяжести, пришлось подпирать снизу распорками. Молодого преподавателя за три года полюбили все – и семинаристы, и коллеги, и горожане патриархального Пскова. В последующие годы это станет едва ли не обычаем – куда бы Тихона ни забрасывали судьба и служба, везде за короткое время он приобретал всеобщее признание, искреннее уважение и сердечную любовь. Это был живой отклик на его отношение к своему делу и к людям – горячее, заинтересованное, не стесненное формализмом.
После пострига и посвящения в сан иеромонаха (монаха-священника) продвижение по службе не замедлило. Через три месяца отца Тихона назначили инспектором семинарии в городе Холм Люблинской губернии Царства Польского, входившего тогда в состав Российской империи. А спустя полгода он стал ее ректором и помощником местного архиепископа. В древности русская земля, называвшаяся Червонной Русью, Холмщина давно была сильно ополячена и окатоличена. Часть русского населения числилась униатами – они сохраняли православные обряды, но подчинялись римскому папе. Влиятельны были иудейские общины. Однако сохранялось и под защитой России возрождалось православие. Среди этого разнородного по национальному и конфессиональному составу общества отцу Тихону предстояло прожить шесть лет, поднимая авторитет православия, умело и дипломатично лавируя между различными вероисповеданиями. Ему действительно удалось так повести дело, что вскоре все – русские, поляки, евреи – признали его мудрым и добрым пастырем. Он не ущемлял ничьих интересов, не задевал чужую веру, но при том явил себя горячим делателем на ниве Православной Церкви и ревностным проповедником. Он был обаятелен, жизнерадостен, житейски мудр и тактичен, меньше всего заботился о собственном комфорте, но часто с охотой пользовался гостеприимством самых разных людей, укрепляя дружеские, искренние отношения. И всегда следовал своему убеждению, высказанному однажды в проповеди: «Кому не известно, что центр тяжести всякого нравственного влияния и воспитания заключается в силе любви? Разве не бывает, что часто даже порочный человек скорее готов послушать одного слова того, кто его любит, чем целых речей и убеждений тех, которые к нему равнодушны?»
В 1897 года отца Тихона возвели в сан епископа Люблинского – в 33 года он стал самым молодым архиереем Русской Церкви. В Святейшем Синоде – органе высшего церковного управления Российской империи – не любили, когда архиерей «засиживался» на одном месте. Поэтому спустя год преосвященный Тихон вынужден был по службе отправиться в далекую Америку – на должность епископа Алеутского и Аляскинского. Жители Холмской Руси горевали, прощаясь со своим пастырем, с которым почти сроднились. Некоторые горячие головы даже легли на рельсы, чтобы не дать уйти поезду, – но были упрошены самим Тихоном отпустить его.
После продажи американцам Аляски в ведении России на этой земле оставалась лишь церковная епархия – но простиралась она на весь материк, от одного берега до другого и Алеутских островов. Владыка Тихон должен был продолжить миссионерские и организаторские труды зачинателей Православной Церкви на Американском континенте – преподобного Германа Аляскинского, святителя Иннокентия (Вениаминова), просветителя Америки, позже митрополита Московского. Путь был неблизкий – через Европу и Атлантический океан, а из Нью-Йорка, без передышки, на другой край материка, в столицу епархии Сан-Франциско. И снова, не дав себе роздыху, епископ Тихон отправляется в путь – по приходам подведомственной ему обширной территории, до большинства которых, на Аляске и Алеутах, совсем непросто было добраться. Много позже его восьмилетним трудам в Америке митрополит Сергий (Страгородский) дал такую оценку: «…при нем какой-то маленький приход превратился в Американскую Православную Церковь». Это, конечно, преувеличение, однако не далекое от истины. Приходов в епархии было полтора десятка, но когда владыка Тихон покидал Америку, их число увеличилось впятеро. Он успел сделать очень много, хотя казалось, будто ничего особенного и не делает – просто совершает пастырские поездки, часто с риском для жизни и здоровья, по диким, пустынным местам, по тундре, изобилующей гнусом, по бурным рекам на утлом суденышке, ночуя на голой земле и скудно питаясь. Итогом его деятельности стали новые храмы (в том числе соборы в Нью-Йорке и Чикаго), монастыри, семинария и школы, благотворительные общества, церковные братства и сестричества, музей истории православия в Новом Свете, переведенное на английский язык богослужение.
Америка намного превосходила Холмщину по своей разнородности и пестроте конфессий. Помимо множества протестантских вероисповеданий, общин, сект, здесь находили прибежище православные греки, сирийцы, болгары, сербы, униаты, католики, иудеи. И снова преосвященному Тихону надо было быстро учиться понимать чужие обычаи, строить свою миссионерскую работу так, чтобы, не оскорбляя ничьих чувств, являть представителям иных вер истину православия и любовь нелицемерную. Снова у него достало умения и талантов блестяще справиться с этой задачей – нередки были случаи обращения в православие людей из других конфессий.
Владыка покидал Америку уже в сане архиепископа – в Петербурге получили признание его духовно-административные таланты. Границы его епархии расширились, епископская кафедра была перенесена в Нью-Йорк, а сам архиерей стал титуловаться теперь Алеутским и Североамериканским.
Американский опыт обогатил владыку Тихона. Кажется, что само Провидение готовило его к будущей роли предстоятеля Русской Церкви, которой вскоре суждено было существовать в шумном окружении иноверного общества – вернувшегося к самому примитивному язычеству и уверовавшего в коммунистических идолов. Чуткость и проницательность, дар общения, умение отстаивать интересы Церкви, не задевая чужих, – всё это помогло ему впоследствии вести диалог с большевистской властью.
Но и с новым назначением эта промыслительная подготовка, обогащение необходимым опытом, не закончились. В 1907 году архиепископа Тихона переводят на Ярославскую кафедру – одну из почетнейших в России.
Страна в те годы напоминала злой растревоженный улей. Гудели отголоски революции 1905 года, шумела учрежденная императором Государственная дума, на улицах городов грохотали взрывы террористов. Либеральная печать давилась возмущением
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
