хорошая новость для нас. Завтра прямо с утра я позвоню доктору Флоран и спрошу ее мнение по этому поводу.
Не сговариваясь, трое мужчин решили на время отложить тему расследования в сторону. Они пересели из-за стола в кресла, оставив посуду неубранной, и теперь потягивали коньяк, который Виктор хранил для особых случаев. Фабрегас подумал, что таких случаев в жизни отца близнецов за последние годы было явно немного, но решил не переживать по этому поводу. Последние две недели его собственная жизнь как будто была заключена в скобки, откуда никак не могла вырваться, и эта неожиданная пауза стала воистину спасительной.
Виктор рассказывал о своих виноградниках, о том, сколько заботы они требуют. Он даже пытался привлечь обоих гостей к сбору винограда в обмен на часть урожая, который в этом году был особенно ценным благодаря ранней и теплой весне.
Потом пришла очередь Жана рассказать о себе. Отставка угнетала его не так сильно, как одиночество, хотя он не сожалел о семейной жизни, оставшейся в прошлом. Отношения с бывшей женой наладились и теперь были даже лучше, чем в период брака. Но общения с сыном ему очень не хватало, хотя он давно осознал, что этот разрыв необратим – прежний мальчик стал мужчиной, и Жан больше не был частью его жизни.
Фабрегас, который постепенно начинал все сильнее ощущать усталость, накопившуюся за последние дни, слушал их будто сквозь сон. Чувствуя, как ноги наливаются свинцовой тяжестью, он встал из кресла, чтобы немного размяться, и прошелся туда-сюда по комнате, иногда останавливаясь, чтобы рассмотреть фотографии на стенах. Почти с каждой из них ему улыбались близнецы. А вот фотографии Люс, жены Виктора, среди них не было. Злился ли он на нее, считая ее самоубийство дезертирством?.. Но даже если обстановка располагала к откровенности, Фабрегас не считал себя вправе задать ему этот вопрос.
На каминной полке он обнаружил бильбоке[28], машинально взял его в руки и начал подбрасывать шарик. Виктор почти с нежностью взглянул на него и дрогнувшим голосом произнес: – Дети обожали эту игрушку. Особенно Рафаэль. Так странно сейчас смотреть, как в нее играет взрослый человек – ровесник моего сына…
Но Фабрегас его уже не слышал. С того момента, как игрушка оказалась у него в руках, он испытывал неприятное ощущение, мгновенно изгнавшее из его головы алкогольные пары и вернувшее его к реальности.
35
Фабрегас по-прежнему держал в руках бильбоке и разглядывал его с удвоенным вниманием. Первая попытка поймать шарик в чашечку оказалась неудачной, но вторая увенчалась успехом: раздался громкий стук, и по всей длине рукоятки прошла ударная волна, что несколько удивило капитана. Он не играл в эту игру, требующую ловкости и хорошей координации движений, уже много лет, и успел забыть, что порой падающий шарик оставлял у него на руках синяки. Когда первоначальное удивление прошло, Фабрегас взял деревянный шарик и взвесил его на ладони. Тот был примерно десяти сантиметров в диаметре, весил около пятисот граммов и удобно ложился в руку. Если ударить им с силой, последствия могут оказаться печальными. Слова судмедэксперта мгновенно всплыли в памяти Фабрегаса и теперь неотвязно повторялись: «Орудием убийства послужил тупой предмет округлой формы. От удара в затылочной кости остался разлом пяти сантиметров в диаметре».
Кто-то трижды ударил Арно Белли по голове. Второй удар стал смертельным. Предмет, который держал в руке Фабрегас, полностью подходил под описание орудия убийства. Пять сантиметров – именно таким был бы диаметр отверстия, которое он оставил бы в затылочной кости.
Если догадка была верна, оставалось установить, держала ли Солен Готье дома другое бильбоке, которое сгорело при пожаре, или же в руках капитана оказалось то самое орудие убийства, о котором шла речь. Но по здравом размышлении очень трудно было представить себе Виктора, тайком отправляющегося с бильбоке в кармане к мадемуазель Готье. Это не имело никакого смысла! Никто не планирует убийства, беря с собой «на дело» деревянную игрушку! Но тогда почему неприятное ощущение, которое он испытал, взяв ее в руки несколько минут назад, все никак не рассеивалось? Фабрегас внимательно рассматривал шар, надеясь обнаружить либо свежую отметину, либо следы недавней чистки, но света в комнате было недостаточно, чтобы хоть что-то разглядеть.
Жан, от которого не ускользнула перемена в настроении его бывшего лейтенанта, наконец не выдержал:
– Что на тебя нашло?
Фабрегас знал, что его объяснение нарушит дружескую атмосферу этого вечера, но профессиональный инстинкт вырвался на свободу и буквально кричал, что не может быть и речи о переносе расспросов на завтра.
– Виктор, это бильбоке – именно то самое, с которым играли близнецы?
– Да, конечно! Почти антиквариат по нынешним временам!
– Хорошо сохранилось…
– Так ведь его уже тридцать лет никто не трогал. Наверно, поэтому.
– В самом деле? Но на нем ни пылинки.
– Что вы хотите от меня услышать? Я передам приходящей уборщице благодарность с вашей стороны!
Последние слова прозвучали уже более резко. Отец близнецов имел достаточный опыт общения с жандармами, чтобы понять: дружеская беседа может мгновенно превратиться в допрос.
– Вы не возражаете, если я заберу его с собой? На время, разумеется!
Жан выпрямился в кресле и уставился на бывшего подчиненного немигающим взглядом.
– Жюльен, что у тебя на уме?
– Ничего особенного. Я просто делаю свою работу.
– Но ты хотя бы можешь объяснить, в чем смысл твоих действий в данный момент?
– Мне нужно кое-что проверить, и ты знаешь не хуже меня, что никому из вас двоих я не обязан давать отчет!
Фабрегас тоже повысил голос. Но, вопреки ожиданию, Виктор не стал протестовать.
– Да забирай ты его и делай с ним что хочешь, – заявил он панибратским тоном, впервые обращаясь к капитану на «ты». – Хоть в задницу себе засунь! Можешь даже не возвращать! Еще раз говорю: никто, кроме детей, его не трогал. Это одна из их игрушек, такого добра у меня навалом! Посмотри, может, еще что приглянется? Забирай хоть все, я только спасибо скажу, что избавил меня от хлама!
В глубине души Фабрегас чувствовал угрызения совести. Этот человек принял его в своем доме, не будучи к тому принужден, разделил с ним ужин – и вместо благодарности капитан в очередной раз напомнил ему, как при всякой новой трагедии в регионе, что с него еще не полностью сняты подозрения. Просто что-то фатальное… И с этим бременем теперь придется жить. Он даже не слишком обиделся на насмешливо-покровительственный тон, которым Виктор с ним говорил, как с ребенком, – в конце концов, когда близнецы исчезли, Жюльену
