вообще удалось это услышать. Так еще и проанализировать. Вероятно, все эти годы обучения и развития моей памяти чуть ли не с рождения дали свои плоды.
Мистер Белтон откашливается и нервно поправляет ворот рубашки.
– Мы вели переговоры с Аоки целый год. Он не хотел отдавать под наш завод даже кусок своей японской земли. Потом наметилось потепление, но неделю назад мы получили от него письмо в ответ на наше предложение.
– И что он сказал?
– Цитирую: «Чего-то не хватает, но не знаю чего», – мистер Белтон усмехается. – Я не телепат.
И хреновый директор. Это я оставляю при себе, а вслух говорю:
– Подключите токийских спонсоров, заинтересованных в нас. Если Аоки поймет, что крупные японские компании видят в Russel Engine источник прибыли, это так или иначе повлияет на его мнение.
– Я веду этот проект и сам решу, с кем мне нужно связаться.
Я откидываюсь на спинку кресла и приподнимаю бровь.
– Безусловно. Раз так, единственное, что вам остается – овладеть телепатией. Ваши слова, не мои.
Мистер Белтон краснеет, но не продолжает дискуссию.
Собрание идет своим чередом, но я все еще не смотрю на дедушку. Мои доводы были верны. Я готов поклясться, что был прав. Но во мне возникают сомнения. Не перегнул ли я палку? Должен ли я быть сдержаннее? Или не должен… черт его знает. Я просто сказал то, что думал.
Дедушка заканчивает собрание, и все расходятся, покидая конференц-зал с такой скоростью, как будто здесь сработала пожарная тревога.
– Эндрю, оставь нас, – обращается дедушка к папе.
– Но…
– Я хочу поговорить со своим внуком. Без тебя.
– Он мой сын, – папа редко перечит дедушке, но, видимо, сегодня я удивил даже его безразличную ко всему натуру.
– Которого воспитывал я, – дедушка ударяет кулаком по столу, давая понять, что разговор окончен.
Я бросаю на папу извиняющийся взгляд. Он неплохой человек… просто так вышло. В нашем мире не каждый выживает. Папа просто не смог быть сильным во всех сферах жизни и решил быть безразличным ко всему. Возможно, это его способ не подводить семью и беречь здравомыслие.
С поникшими плечами отец покидает конференц-зал.
– Ты жесток к нему, – говорю я.
– Не защищай его. Он слишком давно перестал проявлять интерес хоть к чему-то, кроме скотча.
– Он не алкоголик, – стискиваю челюсти я. Мне хочется защитить папу. Он не виноват, что женщина, с которой он живет, не может сделать его дни хоть чуть-чуть лучше, а не нагнетать еще больше.
– Нет. Но это не делает ситуацию лучше.
– Ты прекрасно знаешь, почему он такой.
Дедушка откидывается на спинку кресла и складывает руки на груди, ожидая продолжения.
– Потому что ты заставил его жениться на женщине, которая обвила его шею, как змея. Она душит его.
– Он сам выбрал Лорен. Она подходила.
Я вскидываю руки в немом протесте, а затем беру эмоции под контроль и выдыхаю.
– Потому что у него не было выбора. У папы не такой характер, как у тебя, он не будет бороться, он просто примет ситуацию такой, какая она есть. Черт, если бы ему сказали, что его приговорили к смертной казни, он бы тоже согласился.
Дедушка устало потирает лицо. Его кольцо отражает свет, и я бросаю взгляд на свое.
– Мы все готовы принять наш долг, но не все можем с ним справиться. У тебя есть бабушка и…
– Не все крутится вокруг женщин.
Я ухмыляюсь.
– Скажи это бабушке, и готов поспорить, что ты будешь спать на диване.
Дедушка смеется глубоким смехом, отчего морщины на его лице углубляются. Вот об этом я и говорю. Аарон Рассел может быть самым упрямым, строгим и несгибаемым человеком на свете, но от одной мысли, что Елизавета Рассел отправит его спать на диван, он искренне смеется.
– Каждому из нас нужен человек, который делает нашу жизнь лучше. Партнер, а не балласт. Дай папе развод.
На лице дедушки не остается следа от улыбки.
– Я ему не запрещал. Он просто знает, что Расселы не разводятся.
– В девятнадцатом веке, может быть… Но сейчас это абсурдно.
– Тогда пускай примет это решение сам, черт возьми. Приведет мне доводы, аргументы, хоть что-нибудь! – рявкает дедушка.
Я вздыхаю.
– Ты знаешь, что он этого не сделает.
– Тогда пускай и дальше живет с женщиной, которая превратила его в половую тряпку. Мне нечего сказать. Я ценю в людях решимость и стремление к борьбе за… да за все! Нужно бороться за все, если ты считаешь, что это лучший вариант. Главное – уметь это доказать. Эндрю ни разу не сделал этого, а ты споришь со мной по каждому пустяку. Именно поэтому я хочу, чтобы ты занял мое место.
Я качаю головой. Эта тема поднималась уже не раз. Ни за что на свете я не прыгну через голову.
– Это уничтожит папу.
– Даже сейчас ты споришь. Еще раз, Уильям, – дедушка подается вперед, опираясь локтями на стол. – Решимость. Уверенность. Я хочу видеть хоть каплю этого в Эндрю. Пока этого не будет, нам не о чем говорить. Он взрослый мужчина, я дал ему все, что мог. Я дал ему то же, что и тебе. И тем не менее вы до безумия разные. Я люблю его, он мой сын. Но я не вижу в нем человека, который может взять на себя управление хоть чем-то.
– Я не готов.
– Ты будешь. Не сегодня, не завтра, но будешь.
Я замолкаю, обдумывая его слова. А буду ли я? Что если мне попадется человек, с которым я должен буду разделить свою жизнь, и он также уничтожит меня, как отца? Что если я не справлюсь со всем давлением? Что если я не оправдаю ожиданий? И еще тысяча «Что если».
– Дай мне сделку с Аоки.
Дедушка удивленно вскидывает брови.
– Ты хочешь в этом участвовать?
– После одиннадцатого октября я вступлю в должность. Мне так или иначе придется участвовать во всем, что происходит в компании. Эта сделка меня заинтересовала.
Намек на крошечную улыбку появляется на лице дедушки.
– Хорошо, бери.
– Вот так просто? Мне даже не нужно приводить доводы?
Дедушка снова откидывается на спинку кресла и расстегивает пуговицу на пиджаке. Его запонки сверкают, отражая свет.
– Ты доказал все на совещании. Я горжусь тобой.
– Смогу ли я вести этот проект, не появляясь в офисе? В основном переговоры с Аоки проходят через видеоконференции, верно?
– Верно, – он задумывается, постукивая пальцами по блестящей поверхности стола. – Делай, как считаешь нужным, но мы должны убедить Аоки отдать нам землю.
Я киваю и встаю,
