зачёсаны назад и собраны в тыковку. Из-за траура она больше не красит их хной, поэтому от лба у неё идёт обруч седых волос, такой белый нимб. Она тоже демонстратор пластических поз. А муж её был кондуктором трамвая. И кроме этого, о нём больше ничего не было известно.
А в эту осень он умер. И смерть его как бы оживила для нас. Зоя и смерть ходили теперь по всем аудиториям. И все старались их избегать.
Поэтому самыми верными её подругами стали наши кариатиды. Они сидят на месте и молчат, как и подобает кариатидам, а Зоя говорит. Причём она идёт по кругу, но Таисия и Ника не обрывают её, а наоборот, как бы наматывают клубок. Таисия лишь иногда вздыхает, вот так: «Ой-ё-ёй, голубка…».
Кроме этих слов, Зое ничего и не надо. Она каждый перерыв прилетает за новой порцией «голубки».
Жизнь кондуктора оказалась значительной. И проступала подробностями. Например, звали его Никодим. Зоя называла его Димкой. Он, оказывается, любил кофе с цикорием утром, а вечерами играл на флейте, музыкальное образование, между прочим.
Удивительно звучало это имя – Никодим. Никодим по небу́ летит. А небо из фольги.
Несколько раз в день он протягивал людям «счастливый билетик». И всегда предупреждал: «У вас счастливый».
А в конце поездки громко объявлял: «Трамвай идёт в парк!». Всё. Больше на связь с миром он не выходил.
В наушниках Никодима играло какое-то ретро. Целый день он смотрел в трамвайные стёкла и глазами снимал кино: музыка, город, люди, у вас счастливый билет, у вас несчастливый, трамвай идёт в парк.
– Каждый день по одному счастливому билетику мне приносил, – говорит Зоя. – В наследство счастье оставил. Я раньше выкинуть грозилась эту коробку, место занимает, – а теперь чувствую, что она и меня переживёт…
Кариатиды слушают это всё по сотому кругу – такая судьба кариатид: держать небо, взирать на мир и слушать.
Мы тоже слушаем.
Перерыв заканчивается. Зоя улетает на свою постановку.
Таисия и Ника тоже возвращаются на свои места.
Сейчас они поправят причёски – и будут держать небо.
Маленькое сердце
Ульяне Шаровой
По улице Моховой ходила девушка; может быть, вы её видели.
А если видели, то запомнили. Её нельзя не запомнить. В Петербурге много красивых девушек. Но она была редкая.
Сначала она торопилась по этой улице в школу, потом в институт.
Имя у неё тоже было редкое – Ульяна. Ей даже больше подошла бы исконная форма этого имени: Иулиания. Что-то сказочное, заколдованное.
Легенда гласит, что свою рыжую косу Ульяна бросала из школьного окна, чтобы опоздавшие подруги не нарывались на дежурных, а вскарабкивались по косе наверх, сразу в класс.
Волшебные волосы, а когда ветер, то это пожар до самого неба. Вообще к небу она была ближе всех, такая высокая. Выше одноклассников, однокурсников, преподавателей.
А рядом – подруга Маша: в школе, в институте, на фотографиях. Девушка-миниатюра и девушка-величина. Антонимы.
Уля жила и горбилась: чтобы прошептать секрет подруге на ухо, приходилось нагибаться. Побочное действие дружбы – сколиоз.
Фотография: Ульяна стоит, а Маша подпрыгивает, и всё равно не получается быть одного роста. Некоторые в шутку говорили: «Ульяна – дочь великана».
Ульяна и Маша поступили в один институт, на кафедру прекрасных девиц – мода, технология театрального костюма. Ульяна шила Маше платья, как для куклы. Жизнь состояла из стежков, застёжек, пуговиц, нарядов, фильмов, спектаклей, выставок и цветов Ботанического сада.
– А разве это жизнь? – возразит кто-то.
Жизнь – это что-то другое, отдельное от ремесла. То, на что совершенно нет времени.
Весь день шить, всю ночь шить, а жить когда-нибудь потом – такой негласный девиз всех трудящихся на кафедре. А ещё очень важно смотреть кино и ходить на выставки.
И вот кадр-воспоминание: набережная Фонтанки, ветер, пять девушек. Каждая сообразила косу вокруг головы, сверху посадила цветы красные, длинные серьги звенят на ветру, губы алые смеются, платья в пол. И деталь: каждая нарисовала себе чёрным углём бровь – привет, Фрида.
Музей Фаберже позвал всех Фрид Петербурга на открытие выставки настоящей Фриды Кало.
Но Ульяна на Фриду была мало похожа.
– Будешь богиней плодородия, – сказала ей однокурсница.
– Что?
– «Весной» будешь, у меня показ на этой неделе.
Так Ульяна стала моделью. Точнее, богиней. И ничего в ней менять не стали: кожа лунная, веснушки, румянец, волосы водопадом – всё своё.
– Только тогу вот эту надень – и иди, улыбайся.
Прошла, улыбнулась. Однокурсница получила пятёрку.
А потом ночь. Комната. Швейная машинка. И БГ поёт про Капитана Африку. Ульяне ещё чуть-чуть дошить – и всё.
Всё.
Ульяна умерла в два часа ночи за швейной машинкой.
Остановилось сердце.
* * *
У неё было маленькое сердце.
– Как – маленькое?..
Ну вот так. Это секрет. Ульяна только подружкам на ухо его шептала, мол, никому не говори. Маленькая сердечная мышца… так бывает у очень высоких людей. Болезнь великанов. Сердце успевало чувствовать, но не успевало расти.
– Такая большая – и маленькое сердце?..
* * *
По улице Моховой ходила девушка; может быть, вы её видели.
Я знаю человека, который смотрел на неё, как будто она кино. Причём красивое кино, костюмированное, с длинными планами…
Сейчас он смотрит на другую девушку. У него семья, дети.
Хороший ли это конец? Не знаю. Нехороший.
Когда я думаю о смерти и красоте, я думаю об Ульяне.
Кстати, мы не были с ней знакомы.
Я просто видела её, знала, что она существует.
А потом узнала, что она больше не существует.
В её аккаунте остались фильмы, они собраны в папку под названием «Досмотреть». И это похоже на обещание вернуться.
Вернётся, досмотрит, дошьёт, доживёт, ещё раз пройдёт по Моховой.
Может быть, вы её увидите.
Летние люди
Козы жадно поглощали сухие травы, и им было вкусно. Между ними бегала маленькая девочка и обнимала их. Козы не замечали её; они бешено трясли головами, обгладывая скупые дары земли.
Вдруг девочка подбежала ко мне и встала рядом. Как будто мы всегда так стояли и смотрели на обжорливых коз.
– Смотри, – крикнула я своему спутнику. – У меня новая подружка!
Она поманила меня рукой, чтобы я нагнулась: мол, нужно шепнуть что-то.
– Если бы бабушки рядом не было, я бы вас обняла и поцеловала.
Как козу, усмехнулась про себя я.
Бабушка была мудрой – и знала, что нельзя всех обнимать. Что вырастешь, раскроешь
