– Четыре дня. Ты ждать, – сказал Маленький Ветер. – Ты найти много белых людей.
Только тут Джонсон заметил, что рубашка из оленьей кожи Маленького Ветра запятнана кровью и сочится красным.
Маленький Ветер высоким фальцетом затянул песню. Больше он ничего не сказал.
Они повернули на юг, через равнину.
На третью ночь Маленький Ветер тихо умер. Джонсон проснулся на рассвете и нашел его неподвижно лежащим у тлеющего костра, с лицом, запорошенным снегом, с холодной кожей.
Опираясь на свое ружье, Джонсон дотащил тело Маленького Ветра до фургона; преодолевая боль, поднял его, положил внутрь, рядом с телом Жабы, и поехал дальше.
Его лихорадило, он был голоден и часто бредил. Он не сомневался, что заблудился, но ему было плевать. Он начал напоминать себе, что надо сидеть, даже когда его разум отделился от переживаемых им испытаний, порождая сбивающие с толку, смущающие видения. Один раз он решил, что фургон приближается к Риттенхаус-сквер в Филадельфии и что он напрасно ищет имение своей семьи.
Ранним утром четвертого дня он нашел четкий свежий след фургона. След, извиваясь, вел на запад, к ряду низких пурпурных холмов.
Джонсон углубился в холмы. Продолжая путь, он нашел места с вырубленным лесом и деревья с вырезанными на стволах инициалами – следы присутствия белых людей.
Было очень холодно, и шел густой снег, когда он въехал на последний гребень и увидел в ущелье внизу поселок – единственную улицу с земляной дорогой и прямоугольными, незамысловатыми деревянными домами.
Джонсон хлестнул лошадей и поехал вниз, к поселку.
Так 31 августа 1876 года Уильям Джонсон, почти без сознания от голода, жажды и потери крови, въехал на фургоне, груженном ящиками с костями и телами белого человека и индейского следопыта, в поселок Дедвуд-Галч.
Дедвуд
Вид у Дедвуда был унылый: единственная улица с некрашеными деревянными строениями в окружении голых холмов – деревья пошли на строительные материалы для поселка. Все покрывала тонкая корка грязного снега. Но, несмотря на мрачный вид, поселок был полон лихорадочного возбуждения бумтауна[54].
На главной улице Дедвуда стоял ряд зданий, обычных для городка, возле которого ведутся горные работы: жестяная лавка, мастерская плотника, три магазина текстильных товаров, четыре конюшни, шесть бакалейных лавок, китайский квартал с четырьмя китайскими прачечными и семьдесят пять салунов. А в центре всего этого, похваляясь деревянным балконом на втором этаже, находился отель «Гранд Сентрал».
Джонсон дотащился до его передней лестницы, а следующее, что осознал – он лежит на обитой скамье внутри отеля, а за ним ухаживает хозяин, пожилой человек с редеющими сальными волосами, в очках с толстыми стеклами.
– Молодой человек, – пошутил хозяин, – я видал людей и в худшей форме, но некоторые из них были покойниками.
– Еда? – прохрипел Джонсон.
– У нас тут много еды. Я помогу вам дойти до столовой, и мы впихнем в вас какую-нибудь снедь. У вас есть деньги?
Час спустя Джонсон почувствовал себя гораздо лучше.
Он поднял взгляд от тарелки:
– Вкусно. Что это такое было?
Женщина, убирающая со стола, ответила:
– Язык бизона.
В комнату заглянул хозяин, которого звали Сэм Перкинс. Учитывая, в каком грубом окружении он жил, он был крайне вежлив:
– Думаю, вам нужна комната, молодой человек.
Джонсон кивнул.
– Четыре доллара, деньги вперед. Помыться можно в общественных банях Дедвуда, дальше по улице.
– Премного вам обязан, – сказал Джонсон.
– Этот симпатичный порез у вас на лице заживет сам собой, оставив шрам, но о вашей ноге надо позаботиться.
– Согласен, – устало ответил Джонсон.
Перкинс спросил, откуда Джонсон явился. Тот сказал, что приехал с пустошей Монтаны, что рядом с фортом Бентон. Перкинс недоверчиво на него посмотрел, но ответил лишь, что это долгий путь.
Джонсон встал и спросил, есть ли здесь какое-нибудь место, где он мог бы сложить ящики из своего фургона. Перкинс сказал, что в отеле имеется задняя комната, которая к услугам постояльцев, и ключ от нее есть только у него.
– Что вам надо там хранить?
– Кости, – ответил Джонсон, чувствуя, что горячая еда придала ему сил.
– Вы имеете в виду кости животных?
– Верно.
– Вы варите супы?
Джонсон не оценил шутки:
– Для меня они имеют ценность.
Перкинс сказал, что вряд ли кто-нибудь в Дедвуде заинтересуется кражей этих костей. Джонсон ответил, что ради этих костей он прошел через ад и обратно, в доказательство чему у него в фургоне лежат два мертвеца, и он не будет рисковать. Может ли он сложить кости в кладовой?
– Сколько вам нужно места? Это не амбар.
– У меня десять деревянных ящиков с костями и еще кое-какие пожитки.
– Что ж, давайте на них посмотрим.
Перкинс вышел вслед за Джонсоном на улицу, заглянул в фургон и кивнул. Джонсон начал передвигать ящики, а Перкинс тем временем внимательно осмотрел засыпанные снегом тела.
– Этот – индеец, – сказал он, смахнув снег.
– Верно.
Перкинс прищурился на Джонсона:
– И давно с вами эти двое?
– Один умер почти неделю назад. Индеец умер вчера.
Перкинс почесал подбородок и спросил:
– Вы думаете похоронить вашего друга?
– Теперь, когда я увез его от сиу, я это сделаю.
– В северном конце города есть кладбище. А что насчет индейца?
– Его я тоже похороню.
– Только не на кладбище.
– Он – снейк[55].
– Его счастье, – сказал Перкинс. – У нас нет проблем с живыми снейками, но вы не сможете похоронить на кладбище ни одного индейца.
– Почему?
– Город этого не потерпит.
Джонсон взглянул на некрашеные деревянные дома. Город, похоже, стоял тут недостаточно долго, чтобы сформировать гражданское мнение по какому-либо вопросу, но Джонсон просто спросил, почему не потерпит.
