не будем вспоминать это место. Господи, как я теперь спать-то буду, - и я почувствовала, как по щекам заструились слезы.
Не помню как Ник выводил меня из подвала. Как смог заставить подняться в неадеквате по лестнице вообще не представляю. Единственное что крепко врезалось в память, что стоило нам выйти из камеры, как он закрыл дверь , задвинул засов и даже дернул, проверив крепление.
Устроив меня в машине, Ник предложил посидеть здесь и подождать, пока он вызовет своих ребят и они окончательно разберутся с тварью в подвале. Но я вцепившись в него зарыдала и потребовала немедленно увезти. Немного посомневавшись он, согласился.
Уже выезжая, я вспомнила о том, что на кухне остались зажженные свечи после нашего "романтического ужина". И от всей души помолилась, чтобы часто гуляющий в кухне по утрам сквозняк, свал одну из них.
Эпилог.
Хмурый рассвет медленно разгорался где-то за пределами горизонта. Ни единого луча не пробивалось сквозь серые медленно плывущие облака, но старый дом все еще пытался поймать слепыми окнами хоть слабый проблеск рассвета. Дом... умирал. Одинокий и покинутый, проживший не такую уж долгую и совсем не счастливую жизнь, повидавший слишком много печали и ужаса чтобы поведать их еще кому-то тихо вздыхал, скрипя створками окон и старыми полами.
Последнее дыхание, легкий взмах занавески, тихий стук упавшей свечи. Мертвое дерево загоралось медленно, словно нехотя, и серый дым начал тяжело опускаться, распространяясь по всем щелям. По старой скрипучей лестнице подвала, в приоткрытую дверь старого бойлера пролетев со свистом, подхваченный тягой, протиснулся в темную камеру сквозь решетчатое окно. Дом наверху медленно разгорался, а черный дым, клубившийся в подвале, покрутившись по маленькой пустой комнатушке, устремился в черный провал в стене, вслед за легким сквозняком к медленно разгорающемуся рассвету - наружу...
Конец
