неожиданно для Елизаветы Дмитриевны, Саша, Александр Николаевич Печкуров, дёрнул её за руку и повлёк за собой дальше. Девушка, опешив от такого обращения и от того, что её ожидания пока никаким образом не оправдываются, поплелась за ловеласом.
На кону у Печкурова стояло очень многое, и он был практически уверен, что, если сейчас не проявит настойчивость, то Лиза может всполошиться и отказаться с ним идти куда-либо дальше. Действовать необходимо быстро, решительно, при этом стараться обойтись не слишком грубо. Но Лиза не должна даже опомниться, как уже окажется в объятьях Александра.
Место, куда должен был привести девушку Печкуров, было определено им заранее. Да и сад был столь мал, что выбирать укромное местечко не представлялось возможным. В метрах пятидесяти от раскидистого дерева шелковицы, чьи коны под тяжестью свисали до земли, и где под тенью дерева стояла резная скамейка, находились два наблюдателя. Сослуживцы уже не верили Печкурову на слово, да и нешуточные деньги стояли на кону. Поэтому Савельев на грани вызова на дуэль настоял на том, что он должен сам стать свидетелем, как рассчитывал сам спорщик, поражения Печкурова. Савельев и ещё один приятель из компании уже изрядно выпили и ждали результата. Ну, не находиться же им в засаде трезвым, невесело!
Все прекрасно понимали, что-то, что сейчас происходит — бесчестно даже и не только для офицера. Понимали, но пути назад уже не было. Савельев давно хотел заставить Печкурова поставить на кон того коня, который был гордостью Александра Николаевича, и которого Савельев не мог себе позволить, потому как, по сути, был относительно беден, а поместье его батюшки уже дважды было заложено за долги.
Так что, когда стоял выбор, оставаться ли честным малым или же поправить своё финансовое положение, а перстень, который был поставлен на кон Печкуровым, можно было продать не менее, чем за полторы тысячи рублей, Савельев, до того бывший почти во всём порядочным человеком, пренебрёг своими принципами и сейчас прикладывался бутылке с вином, будто заливая этой жидкостью тот пожар досады и негодования, что вот-вот может вспыхнуть в груди офицера.
Елизавета Дмитриевна уже сменила свой взгляд с томного, предвкушающего некое таинство, на испуганный. Она не шла, её вели. Не были бы ожидания девушки столь приятными и пленяющими всего несколько минут назад, она давно бы уже закричала, она бы расцарапала лицо этому офицеру, но теперь ей сложно расставаться со своими мечтами.
— Куда вы меня ведёте? — смогла найти себе силы и спросить Лиза.
— Милая Лиза, я увидел вас и влюбился, вы светоч моих дней, вы звезда, указывающая мне путь, — бормотал Печкуров не слишком даже выразительно, продолжая настойчиво увлекать девушку в укромное место.
Теперь Лиза уже не слышала в его словах правды, Печкуров же, увлечённый процессом, ведомый своими страхами проиграть пари, даже не замечал, как с силой сжал кисть правой руки девушки. Ведь победа — вот она, уже близко. Ему не нужно прямо здесь лишать невинности — это ещё не оскорблённое, незамутнённое грехами создани всё же нравилось лейтенанту, но не настолько, насколько нравилась ему идея рассчитаться с долгами, при этом остаться при перстне и любимом скакуне.
Александр с нетерпением, даже с раздражением отодвинул в сторону ветвь шелковицы, завел девицу под сень дерева, распространяющего по округе сладковатый аромат. Внутри кроны дерева стояла, казалось, кромешная тьма.
— Сударь, я требую, чтобы вы объяснились! — настойчиво, но с тревогой сказала Лиза и поняла, что слова её звучат несколько неоднозначно.
Как она может требовать того, чтобы он прямо сейчас с ней объяснился? Порядочная девушка не может настаивать на том, чтобы мужчина признавался в любви. Это… унизительно.
Ясный и острый ум — это не всегда благо, порой поиск двусмысленностией, просчитывание последствий влекут потери. Так это было и сейчас. Пока светлая голова Елизаветы Дмитриевны размышляла над тем, уместно ли было требовать объяснения, правильно ли она сделала, что пошла, а не вырвалась из рук Александра Николаевича… Думала она уже и о том, так ли он ей понравился, что она ему позволяет то, что никогда бы никому не позволила сделать. Например, Шабарин уже получил бы пощёчину. А позволил ли бы Шабарин себе вот такое поведение, как сейчас поступает лейтенант Печкуров?
И пока все эти мысли роились в голове у девушки, Печкуров начал действовать. Ему нужно было лишь показать своим подельникам, что девушка не против с ним остаться наедине и принимать его ласки. Конечно, «честь и достоинство» лейтенанта не позволили бы ему прямо здесь лишить невинности столь грациозную и нежную особу, какой виделась Елизавета Дмитриевна. Но ведь ему нужно лишь обнажённое плечико и неотвергнутые поцелуи — этого было бы достаточно для полной победы Александра Николаевича Печкурова над своим старым товарищем Михаилом Савельевым.
— Я сделаю вам предложение, я буду просить руки вашей у вашего дядюшки, но молю, покорнейше молю, подарите мне поцелуй, подарите мне эту встречу, о которой я буду думать, которая не даст моим чувствам быть побежденными сомнением. Подарите мне себя, Лизонька, пусть не будет больше ни вас, ни меня, пусть мы будем единым целым, — требовал Печкуров от прекрасной девушки, и от этой всей ситуации, когда на кону стояло слишком многое, он начинал терять самообладание.
Лиза, широко раскрыв глаза и опустив руки, ничего не делала. Мужчина начинал прикасаться к ней, он гладил её ладонью по щеке, нежно выводил какие-то контуры, возможно, магические знаки, на её шее, декольте. Никогда ещё подобного девушка не чувствовала, это было чем-то страшным для неё, неизвестным, но заставляло сердце стучать ещё чаше, вынуждало делать глубокие вдохи.
Лиза знала, ей рассказывали, что женщины могут тоже чувствовать влечение, что интимное общение с мужчиной может вызывать у женщины такой шквал эмоций и чувств, в котором можно утонуть, даже имея умную голову и прежде всегда трезвый расчёт. Раньше девушка не понимала, как можно сходить с ума, даже не по любви, а потому, что хочется оставаться наедине с мужчиной. Теперь ей стало стыдно, что она вот такая…
— Моя любимая, — прошептал Печкуров и впился своими губами в трепетные, ещё нецелованные уста Лизы.
Он старался быть нежным, но всё его мужское естество уже начинало довлеть над мозгом. Лишь только осознание последствий и жажда денег позволяли сохранять толику расчёта.
Лиза всё так же стояла, её губы не откликались на поцелуй мужчины. И она начинала понимать всё, что происходит. Вот только и кричать она не могла,
