«партийного кассира» окликнул Ленин.
— Вы что же, товарищ Владимир, в такой нерешительности и к тому же один?
Белостоцкий рассказал о споре с товарищами.
— За бережливость хвалю, — заметил Ильич. — Но, видите ли, товарищ Владимир, надо иногда быть снисходительным. Сами чувствуете: необыкновенная тоска по Родине, люди места себе не находят. Хочется посидеть «на людях», послушать песню, музыку. Знаете что: давайте и мы зайдем, присоединимся к товарищам.
Зашли, сели за один столик с ними, заказали вишневый экстракт и сельтерскую воду. Владимир Ильич тихо запел «Смело, товарищи, в ногу». Потом все вместе затянули «Есть на Волге утес». А когда к русским присоединились французы, в кафе загремела «Марсельеза»; русские пели ее по-русски, французы — по-французски. Читаешь об этом, казалось бы, неприметном, обыденном случае, и невольно задумываешься о том, как важно всегда чувствовать, что у твоего товарища на душе, не нужно ли ему помочь, не требуется ли твоя поддержка.
Забота о судьбах революции, о делах огромной государственной важности сочеталась у Ильича с трогательной заботой о товарищах. Эта широко известная его черта не могла не найти отражения в книге о старом ленинце, чье сердце не раз согревалось сердечным теплом Ильича. Запоминаются страницы, повествующие о встрече И. С. Белостоцкого с Владимиром Ильичом после победы Октября в Смольном. Иван Степанович приехал в Питер с Урала — за оружием. Председатель совнаркома сразу узнал своего бывшего слушателя.
— Здравствуйте, дорогой товарищ Владимир! — услышал посланец уральцев. — Впрочем, партийные клички теперь ни к чему, и я рад вас приветствовать, дорогой товарищ Белостоцкий… Иван Степанович… Так, кажется, не ошибся?
Ленин усадил гостя в своем кабинете, подробно расспросил об обстановке на Урале, сообщил о помощи, оказываемой уральцам, подчеркнул, что главное — действия самих уральских рабочих и крестьян. Спросил, нужно ли оружие.
— Да, Владимир Ильич, ответил Белостоцкий, — винтовки, патроны, пулеметы…
— В Питере оружия мало, — сказал Ленин. — Дадим, но очень мало…
И тут же написал записку командованию Петропавловской крепости: выдать сто винтовок и 60 тысяч патронов.
Расспрашивая о делах и подписывая записку, Владимир Ильич не забыл и о другом, предложил старому знакомому свой обед, принесенный из столовой Надеждой Константиновной: тарелку жидкого супа с мерзлой картошкой и кусок черного хлеба. Посещение Смольного Иван Степанович запомнил на всю жизнь.
Партия поручала И. С. Белостоцкому работу на разных участках мирного строительства. И он всюду с честью выполнял поручения. Последние годы перед уходом на пенсию руководил цехом на Челябинском тракторном заводе. Став пенсионером, все время поддерживает тесную связь с коллективом родного предприятия, выступает перед молодежью, пионерами. В январе 1962 года общественность города тепло отметила 80-летие Ивана Степановича. В потоке телеграмм из Москвы, Ленинграда, Свердловска, Перми, из учреждений и предприятий Челябинска одна особенно взволновала ветерана. В ней он прочитал:
«Дорогой Иван Степанович! Поздравляю тебя с 80-летием. Желаю благополучия, крепко обнимаю. Твой Николай Шверник».
Отвечая на сердечные поздравления челябинцев, собравшихся в заводском дворце культуры чествовать юбиляра, И. С. Белостоцкий сказал:
— Я счастлив, что дожил до этих дней. Если бы Владимир Ильич мог сегодня взглянуть на нашу жизнь!.. Я — ученик Ленина, и всю свою жизнь стремился быть верным великому учению ленинизма. — И, помолчав, добавил: — Хочется хотя бы чуть-чуть пожить при коммунизме… Я стар, друзья. Но у меня есть еще силы, чтобы участвовать в строительстве коммунистического общества. Место большевика — всегда на переднем крае. Этому нас учил Ленин.
Этими словами заканчивается повесть. И когда перевертываешь последнюю страницу, с удовлетворением отмечаешь: авторы выполнили свою задачу. На примере борьбы старшего поколения ленинцев книга учит читателей верности революционному долгу, готовности всегда твердо идти за ленинской партией.
У нас в коллективе многие журналисты — авторы брошюр о передовых людях. Но с документальной повестью работники «Челябинского рабочего» выступили впервые. Может быть, пример авторов «Большой жизни» окажется заразительным?..
30 ноября
„ФАКТЫ НЕ ПОДТВЕРДИЛИСЬ“
Фельетон о теремке, напечатанный в нашей газете, отнюдь не был образцом сатирического мастерства. Литературные достоинства этого произведения, увы, не поднялись выше среднего уровня. И тем не менее оно взволновало читателей.
Теремком фельетонист назвал дом в одном поселке. Появился там новый работник. Получив трехкомнатную квартиру в двухэтажном доме, он решил: не то! Ни своего забора, ни своего сарайчика… И вот местных строителей оторвали от важных дел, чтобы капитально отремонтировать облюбованный новичком дом. Для обитавшей в нем мастерской нашли другое место. Во время ремонта дело не обошлось без излишеств.
После того, как фельетон увидел свет, в поселок немедленно выехала комиссия из областного центра — три человека. В том числе по инструктору от обоих облисполкомов — промышленного и сельского.
Письменное заключение комиссии не отличалось многословием. Скорее его можно назвать лаконичным. А суть такова: факты, изложенные в фельетоне, при проверке не подтвердились. Все в нем от начала до конца — выдумки, ложь.
Я еще не знал о выводах комиссии, когда мне позвонили из сельского обкома партии. Сообщение было не из приятных:
— Товарищи тут ездили проверять фельетон. Сейчас вернулись. Не подтвердились факты.
Сначала у меня похолодело сердце, а потом кровь бросилась в лицо. Где же совесть у фельетониста? Так подвести газету!.. И откуда он все взял? Нет, таким людям не место в редакции! Если тебе не дорого то, чем мы больше всего дорожим, — правдивость печатного слова, — пеняй на себя! Словом, мне оставалось сказать одно:
— Придется, видимо, принять меры…
— А давайте-ка пошлите вы своих людей. Пусть тоже проверят, как такое случилось. Чтоб и у редакции была полная ясность. Тогда и обсудим.
В тот же день я рассказал о случившемся на заседании редколлегии. А еще через несколько часов два работника редакции уже ехали в поселок. Редколлегия дала им единодушный наказ:
— Объективность и еще раз объективность!
Через три дня посланцы возвратились. И доложили редколлегии:
— Проверяли с максимальной объективностью. В фельетоне все правильно.
К написанной ими докладной записке были приколоты различные справки, выписки из протоколов и т. д. Аргументы не вызывали ни малейших сомнений.
Между тем комиссия настаивала на своем:
— Все неправильно! Хула, напраслина!
— Ну, а все же, — осторожно пытались выяснить журналисты, — какие, конкретно, факты не соответствуют действительности?
— Написано, что у теремка выведены петухи на оконных наличниках. А петухов нет.
Поселковые власти, чье мнение выразила комиссия, стояли насмерть:
— Все неверно! Требуем опровержения.
Я показал докладную в сельском обкоме. И там решили: раз налицо две прямо противоположные точки зрения, надо провести еще одну проверку, окончательную. В качестве проверяющих в поселок выехали заместитель председателя сельского областного комитета партийно-государственного контроля и заместитель редактора «Челябинского рабочего».
