трудится осведомительницей петроградская кокотка по кличке Брошка, эта она навела меня на поездку Куки с драгоценностями в Москву. Особа эта постоянно обретается в кругах с Лиговки и Сенного рынка. Правда, до сих пор ничего не было слышно об использовании Гаврилками в налетах женщин.
— Это неважно, Виктор Глебович. Громилы, фартовые предпочигают-с пьянствовать, резвиться в своей среде, где без шлюх не обойтись. Так или иначе, но проститутки близки с «марухами» — подружками воров и всегда очень полезны для сбора информации об уголовных. Однако кто же такой все-таки предводитель самой знаменитой питерской шайки, этот Гаврила, закусай его блохи с тараканами?
Орловский развел руками.
— Феноменальная у него конспирация! Сам он на дела, видимо, никогда не ходит, а лишь планирует операции, ну и наверняка «тырбанит слам», то есть распределяет добычу в своем воинстве. И сама кличка, и рисунок его поведения крайне подозрительны, наводят на определенные размышления.
— На какие? — оживился Затескин. — Не политика ли тут замешана-с? Может, что-то вроде истории с одесским громилой Котовским? После сплошной уголовщины этот «атаман Ада» сошелся с большевиками и в феврале, как я знаю из разведисточ-ников, конную сотню Котовского включили в Тираспольский отряд Особой советской армии.
— Недолго в этой роли Котовский пробыл, уже вышел из подчинения красным и самостоятельно грабит со своей бандой в районе Бендер… Я, Сила Поликарпович, поначалу тоже задумался: не чекисты ли стоят за гаврилками, чтобы списывать свои расправы с врагами власти и реквизиции на уголовную стихию? Ведь фантасмагорические нападения банды Гаврилы превосходно организованы, да и вообще она якобы неуловима. Еще больше укрепился я в этом мнении, когда узнал, сколь тщательно ЧеКа скрывала от московской милиций сам факт ограбления гаврилками эшелона петроградских ценностей.
— Полагаете, не просто так скрывали чекисты налет?
— Да. И все же теперь думаю, что, как всегда, ответ на вопрос о Гавриле где-то на царском пути, то есть посередине между двумя противоположными предположениями. Кажется мне, что инкогнито, скрывающийся под кличкой Гаврилы, не совсем уголовник, но и не ставленник чрезвычайки. Эго у него некая особая игра; может быть, вынужденная, но какая?
Они подъезжали к Петрограду. Затескин стал надевать пиджак поверх неизменной жилетки.
Орловский, собираясь на выход коснулся последнего, что следовало сейчас обсудить с сыщиком:
— Не возражаете, ежели я оформлю вам паспорт на Тесина, а кличка в преступных кругах у вас будет по приблизительному созвучию с настоящей вашей фамилией — Тесак?
Сила Поликарпович хохотнул с удовольствием. — В самую точку! У меня ведь кулак что тесак.
Господин Орловский, добравшийся с вокзала на извозчике до своей Сергиевской улицы, вышел на ее пересечении с Литейным проспектом. Ближе к набережной Фонтанки находилось Училище правоведения, в котором учился будущий композитор Петр Чайковский, живший на Сергиевской в доме № 41, а перед Орловским оказался Сергиевский всей гвардейской артиллерии собор, стоящий тут с конца XV века.
Бывший артиллерист Виктор Глебович, сняв фуражку с черным околышем, зашел под своды собора, как всегда при возможности, и отстоял до конца идущую вечерню. Орловский воздавал Богу благодарность за удачную поездку, за обретение императорских сокровищ.
Главное же, он благодарил Господа, что тот послал ему в помощники такого единомышленника, соратника, как Сила Поликарпович. Разведчик всегда одинок, и дорого ему, когда судьба сводит на каких-то своих поворотах с человеком, родным по вере, по душе, со схожим воззрением на жизнь.
Дома его встретила радостно зарумянившаяся Мари, только что пришедшая из Комиссариата юстиции, где она приступила к работе делопроизводительницей после отъезда Орловского в Москву.
Он часто думал о ней в столице и сейчас залюбовался, увидев ладную, полногрудую Мари в юбке-клеш, подчеркивающей рельеф бедер. Эту форму юбки много ниже колен, похожую на колокол, подчеркивала комбинация, отделанная белым рюшем, мелькавшая при ходьбе.
Следуя за Мари в комнаты, Орловский украдкой разглядывал ее и видел все милое, по чему он, оказывается, тосковал в Москве: каштановые кольца волос на высокой шее за изящным ухом, черепаховый гребень, поддерживающий локоны… Кружевные рюши, выглядывавшие из-под края юбки, заставляли ненароком опускать глаза, будили воображение столь долго не обнимавшего женщин Виктора Глебовича.
Сели ужинать, а Орловского все не отпускало острое влечение к этой женщине, вдруг вспыхнувшее, едва только он ее сегодня увидел. Орловский волновался и плыл словно в тумане, рассеянно слушая ее милую болтовню.
Не в силах больше сдерживаться, Виктор Глебович отбросил салфетку, встал из-за стола. Мари замолчала, приподнялась навстречу. Он шагнул к ней и прижался губами к открывшемуся влажному рту.
— Виктор, Виктор… — горячо зашептала она, когда он понес ее на руках в спальню.
Орловский судорожно срывал с нее комбинацию, подвязки, чулки… Все ближе его руки подступали к ее телу, все больше ее нагота открывалась ему. Сколь потрясающе шелковиста была кожа Мари, как манили ее бюст и клубящиеся завитки на выпуклости ниже пупка.
Они не спали всю ночь, то предаваясь ласкам, то болтая на разные темы. Мари сводила с ума Орловского некой экзотической прелестью новой русской женщины, рожденной в вихре нынешнего жестокого противостояния. Конечно, его привлекали свойства его невесты Лизы Тухановой, дочери фрейлины, благородной, аристократичной и по наружности, и по душевным качествам. «Гусарка» Мари Ли-сова. ненамного уступая породой невесте Орловского. закалила дух и тело в ратных испытаниях, ценой своей и чужой крови в боях и терроре приобрела необычные для женщин ее круга качества: твердость характера, самостоятельность а главное — чувство личной причастности, ответственности за судьбу России.
Госпоже Лисовой ни на йоту не грозило стать эскадронной шкурой или шлюхой, которые весело сопровождали средневековых ландскнехтов. Она поднялась вместе с честными офицерами против осквернителей православной империи и была этим благородным призванием защищена от нравственного падения. Уже вливались в Белое Движение другие отважные русские девушки, женщины, чтобы помочь мужчинам хотя бы в качестве сестер милосердия. Об их подвигах ходили легенды, они спасали раненых на поле брани, отважно бились с большевиками, а среди женщин-кавалеристок в рядах добровольцев особо прославилась наследница славной воинской фамилии баронесса де Боде.
Вот даже и зрелому Орловскому пришлось забыть аристократку-невесту ради воительницы, прекрасной Мари Лисовой, сражавшейся наравне с мужчинами за великую святорусскую троицу — Веру, Царя, Отечество…
— Как товарищ Крестинский отнесся к Марусе Лысцовой, полюбившей Ленина сильнее постаревшего кумира Маркса? — шутливо поинтересовался Орловский, упоминая имя-фамилию Мари, под которыми она работала в комиссариате.
— Я не удостоена политбесед на таком уровне, зато эта рыжая скотина Турков постоянно лезет в твой кабинет, который я обжила.
— Он, на мой взгляд, самый опасный для нас с тобой человек в комиссариате.
