1
Константин Плющ умер в середине ноября.
Жёлтая глина на сельском кладбище под Кимрами была усеяна белыми камешками, на неё, и на чёрные деревья, и на чёрные фигуры падал белый снег. Плотная толпа стояла у могилы.
Карл пробрался вплотную. Окружённый цветами, Плющик выглядел строгим классным руководителем на празднике последнего звонка.
Шелестели по толпе лёгкие пошлости: «мухи не обидел…», «как он всем помогал…», «у нас художника ценят только после смерти…»
Карл пожал локоть Снежаны и выпутался из толпы.
У кладбищенской ограды заплаканный Лелеев одной рукой держал бородатого человека за грудки, а вторую, с тяжёлым кулаком на конце, оттягивал вниз и назад.
— Кончай, князь, — бормотал бородатый. — Ну что ты устраиваешь!..
— Какой, в жопу, князь! — взревел Лелеев. — Я сраный разночинец!
По белому небу летали в разные стороны тёмные снежинки. Небо было такое белое, какое бывает только в стихах.
— Карл Борисович, — окликнули сзади, — подождите.
Зелёный Дедушка ускорил шаг и оказался рядом.
— А вы разве знали Костика? — удивился Карл. — Хотя… наверное, по шахматному клубу?
— Да нет, не по клубу, — улыбнулся Дедушка. — Я с ним в шашки играл. В Чапаева. Давно, правда. Ну что, посоветуемся? Помянем?
Карл затаился в ожидании магической фляги.
— Нет, — сказал Дедушка. — Пойдём в магазин. Что он предпочитал, водку?
Карл огорчился и поплёлся за Дедушкой, как пацан. Вот так всегда — представишь себе что-нибудь чудесное, и всё: на жизненные ситуации влиять уже не можешь, даже на самые пустяковые.
Дедушка шёл быстро, и Карл запыхался.
Как трудно и неприятно быть вторым. Первым — не надо. Не по характеру, да и не по душе. Можно быть пятым, одиннадцатым, сотым. В толпе — пожалуйста, там ты один. Но вторым, ведомым — увольте…
— И долго, Дедушка, мне прикрывать тылы?
Дедушка сбавил шаг и хмыкнул:
— Обыкновенная гордыня. Вульгарис, — он покосился на Карла, — а вы думали, свобода?
— Я думаю, свобода, — упрямо ответил Карл.
Дедушка огляделся:
— Вот что. У магазина как раз автобусная остановка. До Кимр. Поедем ко мне.
Чёрная жижа из-под колёс губила свежий снег по обочинам. Все десять километров автобус ревел, буксовал, исходил серым дымом, катился юзом.
Дедушка ловко выпрыгнул из автобуса и подал Карлу руку, как даме.
— Добить меня хотите? — кисло улыбнулся Карл.
В доме Дедушки был полумрак, лоснился под окошком крашеный пол. Посреди большой комнаты стоял квадратный стол под вязаной скатертью, шёлковый абажур над столом…
Карл вздрогнул: всё как в марсианском детстве.
Дедушка достал из тёмного буфета гранёные лафитники, вынул из пакета бутылку водки и ещё что-то.
— Вот, не обессудьте, пирожки с повидлом. Константин Дмитриевич их любил… Ну, Царствие ему небесное…
— Это всё я, — сказал Карл, надкусив холодный пирожок, осторожно, чтобы повидло не выпало. — Я должен был с ним поехать. Он меня ждал.
— И чем бы вы помогли? Снежана его благополучно привезла. А там — вы бы ему только мешали.
— Не в этом дело. Я побоялся ехать. Выходит, я перевёл стрелки.
