уже женат. А она: поговорите с ним, припугните, вы же милиция.
Жанна Ивановна рассмеялась с самым недостойным злорадством. «Так, ну пошли дела», – отметил Заверин. Названная Самойлова, ее ровесница, при этом куда более отчаянно молодящаяся, с удовольствием распускала по микрорайону сплетни, в глаза клялась в дружбе и отпускала самые обидные комплименты – не придерешься, не поругаешься.
– В семье всякое бывает, холодное, горячее, – заметил Альберт с терпеливой, все понимающей рассудительностью.
– Кстати, о горячем, – Олег снова выставил коробку с тортом, – я даже вот с поленом, к вашему домашнему очагу.
…За чаем Заверин приступил к делу:
– Вы, наверное, слышали: к Демидовым уже приезжали с Петровки.
– Да, – подтвердил Альберт, – но мы как раз были в отсутствии, и…
– И очень хорошо, что были, там заварилась нешуточная каша. Строго между нами.
Невеста тотчас заволновалась, хотя сохраняла вид невозмутимый и компетентный:
– Совершенно не понимаю, как образ жизни нашей соседки может как-то касаться нас? Ведь даже вы, как участковый – помните? – не имеете права лезть в семейную жизнь, если она в рамках закона.
– Вы правы абсолютно. Только ведь речь идет как раз о том, что семейная жизнь вышла за рамки закона. Иначе говоря, под подозрение в связи с исчезновением супруги подпадает муж. Понимаете?
Пусть Доброгорская была самовлюбленная, воображающая о себе – и местами, – дура, подлой она точно не была. И потому немедленно заявила:
– Нет, не понимаю. Вы что же хотите сказать, что Ваня убийца? Приличный мальчик, я знаю его с детства, я его родителей знала лично, жили бок о бок, и вдруг такое. Нет! Он на это не способен.
Альберт деликатно попытался вмешаться:
– Все-таки, Жанночка, не следует давать своих личных, стопроцентных гарантий…
– А я согласен, – от чистого сердца поддержал Заверин, – сами посудите, Жанна Ивановна, для чего честному человеку разводиться с женой, бросать двух детей, жить с такой женщиной…
– Он не жил с ней, – глядя в сторону, сказала Доброгорская.
– В квитанциях на квартплату, в домовой книге, в протоколах собраний…
– Я не знаю, что там приписано и кем. Он с ней не жил. Он уехал с Раисой и детьми, оставив квартиру.
– Погодите, – попросил участковый, – а может такое быть, что Иван не сразу разобрался в моральном облике своей жены?
Тут неожиданно заговорил Альберт:
– А вот может. Был у них конфликт, довольно громкий. Жанночка, ты как раз на симпозиуме была, а я слышал.
– Что же ты слышал? – чуть высокомерно спросила невеста.
Жених принялся рассказывать, обращаясь именно к Заверину:
– Где-то с месяц назад, ближе к вечеру… да, пожалуй, около девяти. За стеной играла музыка – негромко, в пределах разумного. Потом раздался звонок – он у них очень своеобразный. Дальше разговаривали сначала на лестничной клетке – слов я не разобрал, но голос был Ивана. Потом он, видимо, против воли Маргариты, вошел в квартиру – и почти тотчас поднялся скандал. Она кричала вроде: «не нажретесь никак», «хватит с вас», и всякие нецензурные… эпитеты. Потом ушел сначала Иван, затем, видимо, почти сразу, и гость.
Олег резюмировал:
– В общем, как я правильно понял, имел место конфликт на почве недостойного поведения жены.
– Я не знаю, – признался Альберт, – вот что слышал, то и рассказал.
Тут внезапно подала голос Жанна Ивановна:
– Ну раз так… Сюда приходила и Раиса, и у них тоже был скандал с Маргаритой. Я не говорила об этом, потому что не придала значения, ну это же естественно…
– Само собой, – поддакнул участковый, – реакция самая обычная, женская. А когда это было?
– Как раз после моего возвращения с симпозиума.
– То есть, получается, почти тотчас после скандала с Иваном? – спросил Заверин.
Альберт подтвердил, что да, день-другой.
– Что ж, совместными усилиями все выяснили, – участковый вынул из папки бланки, – теперь…
Жанна Ивановна снова разволновалась:
– Послушайте, я не…
Но тут уже вступил будущий супруг:
– Жанночка, речь идет не о том, чтобы доносить на кого-то, а исключительно о помощи правоохранительным органам. Ведь Олег Владимирович сам пришел с просьбой, а ведь мог бы просто оформить повестку, и нам пришлось бы идти в отделение, время терять, проходить сотни процедур унизительнейшего свойства. Общаться с чужими людьми…
Заверин мысленно восхищался и аплодировал стоя: «Жги, Альбертик. Ай да златоуст».
Очень убедителен был будущий муж, и было видно, что невеста совершенно успокоилась, и что ее более не терзают сомнения в том, как выглядит ее поступок со стороны. Дождавшись, пока иссякнет красноречие, участковый внушительно подвел под разговором черту:
– Прислушайтесь к словам своего мужа, Жанна Ивановна. Сейчас мы с вами совместными усилиями запишем то, что вы рассказали, не торопясь, без лишних ушей, формальностей, в противном же случае придется разговаривать с людьми… как минимум не особо деликатными. И, между прочим, давать пояснения по деталям вашей личной семейной жизни. Понимаете?
Доброгорская сказала:
– Ой, да перестаньте, лучший друг семьи. Все я поняла. Пишите. Но имейте в виду, я лично все прочитаю!
– Само собой, – успокоил Заверин. – Альберт Михайлович, сам напишешь?
– Разуме-е-ется, – чуть не пропел тот, – в четыре руки-то куда быстрее.
Глава 25
У Денискина по причине малоопытности дела шли менее ударно.
То есть он прошелся по всем квартирам, в некоторых вообще никого не было, в других были, но ничего дельного не знали. Одна бабка, несмотря на то что была вроде бы в своем уме и без очков, никак не соглашалась с тем, что жилицу восьмой квартиры зовут Маргаритой. Денискин уже спасся вниз по лестнице, а она все дребезжала: с чего это Раиска Маргаритой заделалась, неужто и имена допускается менять, куда смотрит Совмин и прочее.
Из квартир, упомянутых Завериным, дома были обитатели лишь двадцать третьей. Открыл мальчишка, лет тринадцати, с отросшими волосами, падающими на глаза, в зауженных джинсах и растянутой майке.
– Вам кого?
Денискин отрекомендовался, предъявил удостоверение. Пацан тотчас скривился:
– Ну начинается. Что, училка настучала? Или мамаша проснулась?
– Нет.
– Я обратно не поеду! Я у бабули постоянно, она меня с вот такусенького возраста воспитывает, – он показал чуть повыше плинтуса, – а эта все устраивает личную жизнь! Только как речь заходит о лишении прав, тотчас вспоминает – Лешенька, сынок! Это как, нормально?
Денискин ткнул пальцем:
– Алексей?
– Ну да.
– Зря ноешь. Мамка есть – и то нормально. И я не насчет твоего трудного детства. Бабуля дома?
– Бабуля?
– Я так понимаю, она тут хозяйка.
– Лелик, кто там пришел?
Показалась ничего себе «бабуля», поджарая, спортивная, с красивой короткой стрижкой, глаза синие-пресиние, облачена в блузку, на ногах укороченные брюки – это
