любимой…
Может, мечты исполнятся в обычный вторник?..
Выхожу из дома,
Обнимая взглядом.
Посмотри направо,
И я буду рядом.
Дай мне свою руку,
Проведу до сказки.
Посиди со мною,
Расскажу о прошлом.
Там, где было грустно,
Без твоей улыбки…
Моя мечта – твои глаза.
Твоя мечта – быть любимой…
Может, мечты исполнятся в обычный вторник?..
Ты послушай тихий
Голос мой вечерний
И узнаешь правду
О моей мечте.
Я скучать не буду,
Прошлое забыто.
Впереди все тайны…
Будут ли открыты?
Будущее скрыто!
Может, мы узнаем?
Может, мечты исполнятся в обычный вторник?..
И узнаем правду, что исполнить просто,
Если верить в сказку
И в любовь?
Я открыл глаза и вернулся в реальность. Мама казалась очень маленькой и хрупкой в объятиях папы. Анита с открытым ртом смотрела на сцену. Моник рыдала. Что, слишком грустная песня?
Но постепенно зал стал наполняться аплодисментами, а я – ощущением, что сделал все правильно. Несколько аккордов, слова и любовь – песня для Герды. Я в будущем уже стою с ней в этом зале. Завидую сам себе…
Мы спустились в зал, где получили столько поздравлений и комплиментов, словно выступили не на дне рождения, а как минимум на Евровидении.
– Когда ты на сцене, видна твоя душа. – Моник положила руку мне на плечо. – Поверь мне, старой и опытной женщине. Вы все прекрасны. Но ты… Ты своей песней заставил всех стать влюбленными. В жизнь.
Моник развернулась и упорхнула к гостям. А я остался стоять в одиночестве со своим стаканом острого томатного сока. Мне нужно было побыть одному, чтобы успокоить дрожь во всем теле. Понять, что все реально. Вернуться в себя.
Не выдержав, я включил видео на телефоне. Парень под лучом света, а вокруг – темнота. Существует только музыка. Герда точно оценит.
– Кай! – Ко мне подошла соседка, госпожа Кристенсен.
– Уже уходите? – Я в растерянности посмотрел на женщину. Никогда не видел ее такой. Слишком красивая белая шуба для ее внешности. Даже нелепо. Такая неприятная особа, которая пытается спрятать свой характер под красотой белого цвета.
– Да, мне уже пора. – Госпожа Кристенсен посмотрела мне в глаза, и меня сковал страх. Взгляд был холодным, а серо-голубые глаза сверкали, как кусочки льда. – Я хотела кое-что тебе сказать…
– Что? – выдавил я из себя, уже чувствуя, что это будет что-то плохое. Интуиция билась, как птица в клетке, которую лишили свободы.
– Не тратил бы ты свое время на всю эту чушь, – произнесла она разочарованно. – Твоя музыка пуста, а в голосе нет силы. Меня совершенно не впечатлило. Как и твоих родителей, судя по всему. Наверное, им даже было стыдно, что полгорода видели этот позор. Нашел бы ты себе лучше другое занятие, мальчик. И никогда больше не пой. Это не твое. Такие бестолковые, витающие в облаках музыкантишки плохо заканчивают… – Кристенсен сочувственно покачала головой. – Мне жаль, Кай, но таланта у тебя нет. Кто-то должен был честно сказать тебе об этом. Негоже истязать людей нагромождением этих ужасных звуков. Гостям приходилось аплодировать лишь из уважения к твоей семье. Увы. – Лицо старухи исказила гримаса отвращения. Она наклонилась ко мне, и по моему лицу пробежал мороз. – Ах, не плачь, мой милый Кай. Иначе ветер превратит твои слезы в льдинки. Ха-ха-ха!
Внутри меня что-то оборвалось. Воздух в легких закончился, а в сердце будто разом вонзилась тысяча осколков. От жжения в груди стало очень больно.
Госпожа Кристенсен задержала на мне самодовольный взгляд еще лишь на мгновение, затем резко развернулась и направилась к выходу. Шуба, слишком длинная для нее, металась по полу из стороны в сторону. Женщина у дверей остановилась и посмотрела на меня, потом дернула дверь и вышла.
– Что случилось? – Ко мне подбежал Стеффан.
– Ничего! – огрызнулся я. – Заберите инструменты, мне надо идти. Скажи родителям, что я буду дома.
Я схватил в гардеробе свою куртку и рюкзак и помчался на улицу, чтобы высказать все, что думаю о госпоже Кристенсен. В ушах все еще стоял ее злобный смех.
На улице снова ударил мороз. Снег хрустел под ногами. А я не знал, в какую сторону мне бежать. Она слишком старая, чтобы далеко уйти. Но ни следов, ни самой соседки не было.
Во мне закипала злость. Как она посмела это сказать?!
– Старая мым… Старая злыдня! – я крикнул в пустоту.
Где ты? Где ты? Где ты?! Разве можно просто говорить такое в лицо?
Я побежал по улице в надежде увидеть ее и сказать все, что о ней думаю. Тоже мне, вырядилась в шубу и думает, что стала белой и пушистой? Королевной? Да какая ты, к черту, королевна? Ты просто старая и злая бабка!
Я разозлился, и мне нужно было выпустить пар – что-то разбить, сломать или кому-то нагрубить… Со злостью натянув шапку, я бросился в сторону дома.
А вдруг она права?
У меня нет таланта, а моя музыка – ничто. Что, если люди правда аплодировали мне лишь из жалости?
Я уже подходил к дому, когда мне на глаза попался высокий снеговик, который делали соседские дети. Простите, детки, но мне разбили сердце, а я не могу разбить виновника…
Собрав всю злость, я ударил по снеговику. А потом начал прыгать по его остаткам.
– А-а-а!
Не выдержав, я упал на снег и зарыдал. Как девчонка. Маленькая девчонка, которая завтра увидит, что какой-то козел сломал ее снеговика.
Герда
– А теперь попросим на сцену именинницу! – прокричал в микрофон ведущий вечера. – Госпожа Тофт!
Моник, смущенно улыбаясь и раздавая воздушные поцелуи, словно дива, стала подниматься на сцену.
Я посмотрела на часы, еще раз проверила телефон. Сердце разрывали противоречивые чувства. Почему Кай не пришел? Что случилось? Ведь мы же договаривались. Или он пришел, нашел меня в толпе, и увиденное его разочаровало? Что вообще происходит? Может, за год его жизнь так сильно изменилась, он встретил другую девушку и думать обо мне забыл? Тогда его отсутствие – это послание для меня. Или…
Что, если он приготовил сюрприз? Выйдет сейчас на эту сцену и исполнит
