никакого скота на нем не паслось. Крылья над головами подруг на миг заслонили солнце, будто парус проплывшей мимо яхты. На последнем круге самолет поднял в воздух и расшвырял по лугу все, что осталось после их ланча: коричневые хлебные корки и оберточная бумага взметнулись в синем дыму, как дьявольские конфетти.
Мэдди говорила мне, что, будь перед ними аэродром, посадка вышла бы мягкой. Но в поле поврежденный летательный аппарат проехал ярдов тридцать, беспомощно подпрыгивая среди высокой травы. А потом изящно завалился на нос.
Мэдди разразилась аплодисментами. Берил схватила ее за руки, сердито шлепнула по одной из них:
– Корова тупая! Может, он ранен! Ох, что же нам делать?
На самом деле Мэдди вовсе не собиралась аплодировать, это получилось само собой, бездумно. Я так и вижу, как она откидывает с глаз черные кудри, выпячивает нижнюю губу, спрыгивает со стены и бежит по зеленым кочкам к поверженному самолету.
Пламени не было. Мэдди забралась по носу «пусс-мота» к кабине и просунула подбитую гвоздями туфлю сквозь ткань фюзеляжа (ведь так вроде бы называется корпус самолета?). Готова поспорить, ее передернуло, ведь этого она тоже не собиралась делать. Среди сильного жара, в тревоге, она наконец открыла дверцу кабины, ожидая, что пилот сейчас устроит ей головомойку, но почувствовала постыдное облегчение, когда увидела, что тот, явно без сознания, висит вниз головой на полуотстегнутых ремнях безопасности. Мэдди глянула на незнакомый приборный щиток. Подачи масла нет (это она так мне рассказывала). Подачи газа тоже, все выключено. Вот и хорошо. Мэдди отстегнула ремни безопасности и позволила пилоту соскользнуть на землю.
Берил была рядом и подхватила бесчувственное тело. Спуститься с самолета Мэдди было легче, чем добраться до кабины: она просто спрыгнула вниз. Расстегнула шлем пилота, сняла с него защитные очки; они с Берил проходили курсы первой помощи для девочек-скаутов, и этих знаний хватило, чтобы понять: раненый дышит.
Берил вдруг хихикнула.
– Ну и кто тут теперь тупая корова? – воскликнула Мэдди.
– Это девушка! – смеялась Берил. – Девушка!
* * *
Подруга оставалась рядом с бесчувственной девушкой-пилотом, пока Мэдди сгоняла на Бесшумном Красавчике на ферму за помощью. Там обнаружились двое крупных сильных парней, ровесников Мэдди, которые гребли лопатами навоз, и фермерская жена, перебирающая раннюю молодую картошку и костерящая стайку девчонок: те расположились на каменном полу старой кухни и собирали гигантскую мозаику (дело происходило в воскресенье, иначе они кипятили бы белье). Снарядили спасательную экспедицию. Саму Мэдди на мотоцикле послали к подножию холма, где, кроме всего прочего, имелись паб и телефонная будка.
– Понимаешь, дорогуша, ей понадобится скорая помощь, – ласково объяснила Мэдди фермерская жена. – Раз она летела на самолете, ей в больницу надо.
Эти слова всю дорогу крутились в голове у Мэдди, пока она добиралась до телефона. Не «ей в больницу надо, она поранилась», а «раз она летела на самолете».
«Девушка-летчик! – думала Мэдди. – Девушка, которая пилотировала самолет».
Нет, поправила она себя. Не пилотировала она самолет. А завалила его посреди овечьего выпаса.
Но для начала летчица все-таки им управляла. Чтобы посадить самолет на землю (или даже разбить его), нужно уметь с ним обращаться.
Такое умозаключение показалось Мэдди логичным.
«Я вот ни разу не разбила мотоцикл, – подумалось ей. – Я могла бы водить самолет».
Мне известны еще кое-какие типы летательных аппаратов, но сейчас в голову приходит только «лизандер». Это самолет, на котором Мэдди доставила меня сюда. На самом деле она должна была высадить меня на землю, а не выбрасывать с парашютом прямо в небе. Нас подбили, хвост загорелся, Мэдди частично потеряла управление и выбросила меня, перед тем как пойти на посадку. Я не видела, как она села. Но вы показали мне фотографии, и теперь я знаю, что подруга в конце концов тоже разбила самолет. Хотя ее вряд ли можно винить, ведь она попала под обстрел зениток.
О вкладе Британии в антисемитизм
«Гарпия» потерпела крушение в воскресенье. На следующий день Берил вернулась к работе на фабрике Ладдерала.
Сердце щемит от зависти, черной и болезненной, когда я думаю о долгой жизни Берил, о том, как она заряжала прядильные станки и растила сопливых младенцев на пару с вечно поддатым муженьком в промышленном пригороде Манчестера. Даже слезы закапали и промочили половину страницы, прежде чем я это заметила. Конечно, дело обстояло так в тридцать восьмом году, с тех пор район не раз бомбили, и, может, Берил с детишками уже мертвы, и тогда с моей стороны эти слезы зависти – просто вопиющий эгоизм.
И бумаги жаль. Мисс Э. смотрит мне через плечо, пока я пишу, и велит больше не прерывать повествование извинениями.
Всю следующую неделю Мэдди с волчьей хваткой леди Макбет по крупицам воссоздавала историю девушки-пилота, собрав целый ворох газетных вырезок.
Летчицу звали Димпна Уайтеншоу (ужасно дурацкое имя, потому-то я его и запомнила), она была балованной младшей дочерью сэра Как-Бишь-Его-Там Уайтеншоу.
В пятницу вечерняя газета разразилась шквалом возмущения, потому что, стоило Димпне выписаться из больницы, она принялась безрассудно гонять по небу свой второй самолет (биплан «дрэгон-рапид», вот какая я молодец, и его название запомнила), пока чинили «пусс-мот».
Мэдди сидела на полу дедушкиного гаража рядом со своим любимым Бесшумным Красавчиком, которым следовало всерьез заняться, чтобы на нем и дальше можно было совершать воскресные вылазки, и сражалась с газетой. Страницы полнились многочисленными мрачными прогнозами о высокой вероятности вооруженного столкновения между Японией и Китаем, о том, что и в Европе опасность войны все серьезнее. А вот новость об уткнувшемся носом в фермерский луг на Хайдаун-Райз самолете принадлежала прошлой неделе: в пятницу газета не опубликовала ни одной фотографии крылатой машины, зато там имелся снимок самой летчицы, которая радостно улыбалась и казалась счастливой, ветреной и гораздо-гораздо более симпатичной, чем этот идиот, фашист Освальд Мосли[3], чья физиономия скалилась на Мэдди с почетного места на верху первой полосы. Мэдди поставила на снимок Мосли кружку с какао и стала соображать, как быстрее всего добраться до аэродрома Каттон-парк. Путь, конечно, неблизкий, но ведь завтра опять суббота.
На следующее утро Мэдди пожалела, что уделила так мало внимания истории Освальда Мосли. Оказалось, он приехал сюда, в Стокпорт, выступил с речью перед храмом Святой Марии прямо во время субботнего базара, а его последователи-фашисты, эти придурки, устроили шествие, чтобы встретить своего лидера. Марш стартовал от ратуши и окончился возле церкви Святой Марии, вызвав толчею и всеобщие беспорядки. Фашисты несколько поумерили свой антисемитизм и акцию, как ни странно, проводили во имя мира. Пытались убедить всех вокруг, будто
