то любого достанут.
Выпроваживаю соседского внука, еще раз обхожу дом.
Старенький, казавшийся мне таким уютным, сейчас он пугает.
В каждом углу мне что-то шевелится и пытается взлететь…
Фу!
Да как же хорошо, что мне в город надо!
Развеюсь, отвлекусь. И себе что-нибудь для нервов куплю.
Запираю избу. Ключ по привычке кладу под притолоку и ухожу в сторону автобусной остановки.
Дома тут закрываются чисто символически. Скорее, для вида, чем для порядка. Деревня. Все свои. Поколениями соседствуют.
Автобус приходится ждать недолго.
Отстал от расписания на каких-то двадцать минут. Или поспешил. Тогда на сорок. Не важно, уехала я быстро!
Дорога, сначала грунтовка, потом асфальтированная, залихватски петляла вокруг полей и наделов, ясно давая понять, что было людям главнее сорок лет назад.
Еще пару витков и мы замираем на светофоре.
Там пост ДПС и город.
От скуки принимаюсь рассматривать стоящие рядом машины и их водителей и вдруг замечаю черный очень солидный внедорожник! Очень.
Я жила в городе. Я знаю, что на таких простые люди не ездят.
Здоровенная машина медленно подтягивается к стоп-линии, равняется с нами, показывая лицо водителя, и у меня сердце ухает куда-то под желудок!
Ох!
Андрей!
Андрейка!
А я тебя… А ты… А в речке…
Мне вдруг становится стыдно и очень горько.
В этот момент я ясно понимаю, что мы с ним не ровня.
Что Андрейка и Марийка остались в очень далеком детстве.
.
Андрей
Не дают мне эти опарыши покоя!
Их же в таком количестве просто так не купишь!
Крупный рыболовный магазин их заказывает контейнера три на неделю. А я с Марийкиной избы шесть ведер набрал! Шесть ведер! Это где вообще столько купить можно?
Окидываю взглядом магазинчики при въезде в город…
Хозтовары, цветы, “Розовое и белое”… А! Вот! Все для рыбалки!
– Здаров, мужики! – широко улыбаюсь скучающим продавцам. – Опарыши есть?
– Белые или цветные? – нехотя поднимается один из трех.
– Цветные? Это от заморских мух что ли?
Мужик шутку юмора мою пропускает мимо ушей и молча ставит на стол две банки миллилитров по сто.
– Белый – тридцать рублей, крашенный – пятьдесят.
– О! А сколько всего есть? – делаю лицо крайне заинтересованное и при этом не очень умное. – А то мы с мужиками хотим на лодках выйти в следующие выходные.
– На лодках это тебе лучше блесну взять, – тянет другой продавец.
А тот, что показывал мне опарышей, обрывает его убийственным взглядом.
– Всего в магазин заказываю по пять банок, но под заказ могу привезти сколько скажешь, – гордо хмыкает он. – Хоть ведро.
– А! Понятно! – улыбаюсь. – Ну я подумаю.
– Телефончик возьми, – протягивает мне самодельную визитку тот, что заговорил про блесну.
– Ага, – лучезарно улыбаюсь, салютую. – Ну, бывайте…
Дверь за мной закрывается с противным скрипом…
Ведро.
Мужик мне гордо пообещал ведро.
Причем явно для него это объем фантастический, нереальный.
А я сегодня утром в реку выкинул шесть…
Откуда ж их притащили?
Дело-то не легкое.
Явно на машине везли.
У кого в деревне есть машина?
А!
Черт!
Да разве ж меня об этом просили?
Какого черта я тут уже чуть ли не план расследования составляю?
Меня в реке искупали, потом по хребту отходили, да еще и наорали, что я в чаях ничего не понимаю…
Да гори оно все синим пламенем!
И ничего больше не сделаю!
И не поеду туда!
И не скажу ей ничего!
Сажусь в свой внедорожник, раздраженно хлопаю дверью, оглядываюсь…
Машина должна была быть своя. В чужой или в такси такое не увезешь.
Своя! Или, как вариант, служебная!
Довольно хмыкаю, завожусь и трогаюсь в путь.
Вот светофор и там на объездную. Домой. В Москву. В душную квартирку с окнами на шумную улицу…
А какой восход был на реке!
.
Марийка
В городе проторчала сколько могла.
И пообедала, и на набережную сходила.
Когда-то я любила тут гулять, а сейчас вот смотрю и думаю: и что за прелесть – берег реки в дерево забирать! Будто край бассейна, а не речка. Вроде как и не природой сделано.
Но удобно, конечно. И чисто.
С колясками гулять хорошо.
Последняя мысль особенно ранит, и я понимаю, что торчать тут уже нет смысла. Перестал мне нравиться город.
Иду до автостанции, сажусь на автобус в свою сторону.
Наш, деревенский, должен быть только через час, но можно сесть на проходной. Там с трассы дойти-то всего ничего – километра два.
Вот и потряслась в обратную дорогу.
Солнце как раз клонится к закату, и я с усмешкой думаю, что как внуку дед Витиному обещала, на заходящем солнце мазь мешать и буду.
Деревню я люблю.
За тишину, за простор, за то, что все заняты. Никому до тебя дела нет.
Наверное.
Кажется.
Только.
Мне померещилось, или Мирониха мне вслед как-то странно смотрит?
А Егоровна вот косится да шепчет что-то. Того и гляди, сейчас креститься начнет. Ой… И правда крестится!
А Лидка-продавщица глазами вперилась, подбоченилась, будто драться собралась!
– Мань, ты далече ездила?
Ни тебе привет, ни здравствуй.
Та самая Лидка допрос устроила.
– А что, я тебе докладывать должна? – отвечаю ей ее же тоном.
– Мань, ты нам в деревне тут не чуди! – идет в наступление Лидка.
– Что значит “вам”? – вскидываю подбородок. – Я тут живу так же, как и вы!
– Так и живи! А не мертвечину разводи?
– Что? – у меня аж сама собой челюсть упала.
– Что слышала! – и Лидка, гордо развернувшись, удалилась на крыльцо своего магазина.
Мертвечину?
Это она про…
Про…
Опарыши!
Ах ты ж, Андрейка!
Ах ты ж….
Так вот чего ты задержался!
Ты пошел с деревенскими языками почесать!
Я ж сказала!
Я ж просила!
Ну кто еще, если не он?
Никто ж не видел!
Никто не знал!
Только он мог!
Залетаю домой, подхватываю телефон, быстро нахожу нужный мне номер…
Ну, Соколовский, держись!
Ну я тебе покажу!
Глава 5
Марийка
– Але! Костя? Привет!
Звоню парнишке, с которым вместе работали в аптеке. Он у нас был что-то вроде айтишника, слесаря и носильщика в одном лице. Еще иногда за пироженками бегал. А мне, бывало, и цветы приносил. Такие трогательные букетики от бабушек.
Девчонки меня подначивали, что я такого ухажера теряю!
Он-то и правда смотрел на меня всегда щенячьими глазами. Даже когда я попробовала лечиться от бесплодия и расплылась на гормонах.
А я вот всегда к нему относилась как к брату.
Он и младше. Ему еще и тридцати нет. Но, казалось, что это его
