мокрые обрывки газеты – в ведро, стоявшее у ног, а затем перевернула птицу и приступила к работе над хребтом.
Солнце тем временем поднялось выше.
Наконец, когда мышцы уже онемели, Конни сложила крылья и голову птицы так, чтобы шкурка не пересохла, и стала разминать руки. Покрутила шеей и плечами, пошевелила пальцами, чувствуя, что довольна утренней работой. После этого она вышла через боковую дверь в сад и уселась в плетеное кресло на террасе.
На крыше ле́дника все трещали и кричали галки. Реквием по погибшему собрату.
Глава 2. Норт-стрит. Чичестер
Гарри Вулстон отступил на шаг назад и взглянул на неоконченную картину.
Технически все было правильно – оттенки, линия носа, слегка недовольные морщинки вокруг рта, – а сходства не было. Выражаясь попросту, лицо было неживое.
Гарри вытер тряпкой масло с кисти и стал рассматривать портрет под другим углом. Вот в чем беда – изображение на холсте казалось плоским, словно срисованным с фотографии, а не с живой женщины. Они работали до поздней ночи – серой, сырой ночи, а затем Гарри отослал женщину домой и писал один, пока не пришла пора отправиться в «Стрелок», чтобы быстренько опрокинуть стаканчик на ночь.
Испортил картину. А вернее сказать, она с самого начала не задалась.
Гарри отложил палитру. Обычно запахи льняного масла и краски наполняли его радостным нетерпением. Сегодня же в них ощущалась насмешка. Хотелось бы думать, что дело в самой модели – нужно было поискать кого-то поинтереснее, с более характерным лицом и оригинальным выражением, – но, как ни соблазнительно было обвинить натурщицу, он понимал, что виноват сам. Он не сумел уловить внутреннюю суть этой женщины, не сумел передать тени, линии, изгибы, чтобы сохранить их для потомков. То, что вышло, напоминало скорее изобразительное описание внешности: нос такой-то, волосы такого-то цвета, глаза ближе к такому оттенку, чем к этакому.
Все правильно. И все совершенно не то.
Гарри сунул кисти в банку со скипидаром, чтобы отмокали, вытер руки. Снял синий рабочий халат, бросил на спинку кресла и снова надел жилет. Взглянув на дорожные часы, понял, что опаздывает. Он допил остатки холодного кофе, погасил сигарету и с досадой заметил пятно краски на правом ботинке. Потянулся за тряпкой.
– Черт, – сказал он: удалось только размазать киноварь по шнуркам. Придется пока оставить так.
– Льюис? – позвал он, выйдя в коридор.
Дворецкий появился из задней части дома.
– Слушаю, сэр.
– Мой отец дома?
– Нет. – Льюис помолчал. – Вы ждали его, сэр?
– Я думал, он вернется к обеду.
Столкнувшись с отцом за завтраком, Гарри спросил, нельзя ли с ним поговорить. Старик не ответил определенно ни да ни нет.
– Он сказал, во сколько сегодня будет дома, Льюис?
– Доктор Вулстон не дал никаких оснований предполагать, что он не явится в обычное время, сэр.
– И только?
– Его единственное указание заключалось в том, что, если вы по той или иной причине задержитесь, ужин должен быть подан в семь тридцать.
Гарри понимал (и Льюис тоже): это был скрытый упрек в том, что за последнее время Гарри несколько раз не являлся домой к ужину и ни разу не принес извинений за свое отсутствие. Таверна «Замок» была гораздо заманчивее, чем очередной чопорный ужин наедине с отцом – в молчании и в тщетных попытках найти тему для разговора, которая устроила бы обоих.
Гарри взял шляпу со стойки.
– Спасибо, Льюис.
– Так вы будете сегодня к ужину, сэр?
Гарри взглянул ему в глаза.
– Думаю, да, – сказал он. – Буду.
* * *
Гарри медленно прошел мимо фасадов частных домов в георгианском стиле в конце Норт-стрит по направлению к магазинам и каменному кресту на рыночной площади, на перекрестке четырех главных улиц Чичестера.
Он отпросился с утра на полдня, сказавшись больным, чтобы поработать над картиной – как оказалось, напрасно. Теперь его брала досада, что нужно все-таки идти на службу, тем более что день в кои-то веки выдался погожий. Керамические тарелки, сервировочные блюда и молочные кувшины, подделки под Споуд и Веджвуд, списки экспедиторских и судовых компаний, перевозящих товары из одного конца страны в другой, чтобы украсить обеденные столы умеренно зажиточных людей… Это было совсем не то, чем Гарри хотел заниматься в жизни – делать карьеру в бизнесе, наводившем на него смертную скуку, под началом человека, которого он терпеть не мог.
Он до сих пор не мог понять, почему его отец так настаивал, чтобы он, Гарри, поступил на службу к Фредерику Бруку. Брук, уроженец Стаффордшира, был из тех, кто всего в жизни добился сам и преуспел в своем деле. Однако между ним и отцом Гарри не было абсолютно ничего общего. Доктор Вулстон был твердо убежден, что каждый должен знать свое место. Он вращался исключительно в кругу людей интеллигентных профессий, таких же, как сам, а на тех, кто делал деньги в торговле, смотрел свысока.
Гарри не мог больше этого выносить. Ему все равно, сколько раз Брук оказывал услуги его отцу и сколько раз тот ему об этом говорил. Вот возьмет и бросит это все.
Гарри дошел до Зала собраний, а затем повернул к рыночной площади. На улице было людно: женщины с корзинками для покупок и колясками, мужчины, загружающие бутылки в тележки возле винного магазина, – все радостно предвкушали летний день: никаких тебе зонтиков и макинтошей, и не нужно бегать стремглав под дождем от одного магазина до другого.
Возле мясной лавки Говардса собралась толпа. Витрина выглядела как всегда: освежеванные кролики и домашняя птица, сырые окровавленные тушки, – но когда Гарри подошел ближе, он увидел, что стекло разбито.
– Что случилось?
– Грабитель, – сказал один из мужчин. – Стащил несколько ножей и еще кое-какие инструменты.
– И деньги из кассы, – вставил другой. – И лавку слегка разнес.
Гарри взглянул на ювелирный магазин по соседству.
– Странное же место он выбрал.
– Говорят, это дело рук того малого, которого отсюда уволили, – предположил третий. – Вышел из тюрьмы на прошлой неделе. Разобиделся, что место потерял.
От рыночной площади Гарри свернул направо, на Уэст-стрит, и направился к конторе отца. Чем раньше с этим будет покончено, тем лучше. Где бы и когда бы ни случился этот разговор, он будет нелегким. Так лучше уж сразу. По крайней мере, не надо будет гадать, что его ждет.
Гарри собирался поступать в Королевскую академию художеств и уже подал заявку. Без одобрения отца можно было и обойтись, а вот без его финансовой поддержки – никак. Чтобы оплатить учебу из собственного кармана, ему придется работать у Брука
