хорошей форме. Все благодаря палтусу, которым была забита морозилка, белым кускам, которые он жарил на гриле с таким количеством лимона, что у Алекс сводило скулы. У него был тренер, который подключал к его мышцам электроды, заставлявшие их напрягаться, и советовал ледяные ванны и мясные субпродукты – все эти новомодные ухищрения людей, сделавших свое здоровье профессией. Саймон маниакально придерживался дисциплины, так как, похоже, верил, что даже малейшая потеря бдительности приведет к катастрофе. И не исключено, что был прав. Иногда самоконтроль ослабевал. Тогда Саймон брал банку арахисового масла на диван, ел с тщательной аккуратностью, пока она не становилась пустой, и дочиста вылизывал ложку на удивление розовым языком. После чего грустно заглядывал в выскобленную банку, как будто это зрелище его оскорбляло.
У Саймона была дочь, которая не жила с ним, и бывшая жена на другом конце страны, но, насколько могла судить Алекс, они не держали друг на друга зла. Саймон всегда выходил из комнаты, чтобы поговорить с дочерью по телефону. У Кэролайн были темные блестящие волосы богачки, ухоженные брови и одежда из тканей, предназначенных только для химчистки. Она была одной из тех дочек богатых родителей, которые вызывают жалость, потому что в конечном счете могут купить все, кроме обаяния. Алекс видела Кэролайн только на фотографиях – худенькая девушка, которая на всех снимках обхватывала себя за локти и казалась угрюмой, даже если улыбалась. Она отчаянно мечтала стать певицей. Алекс предвидела, что в будущем дочь Саймона ждет разочарование, но кто знает, это могло быть всего лишь проекцией.
Дом Саймона стоял довольно близко к океану. Пересеченный балками потолок в гостиной был высотой футов двадцать. Полированный бетонный пол. Большие картины, которые одними своими размерами сообщали о солидной стоимости. Саймон специализировался на вторичном рынке, и Алекс старалась придать лицу глубокомысленное выражение, когда он показывал ей фотографии предметов искусства или когда они ходили на ужин в дом какого-нибудь коллекционера. Иногда она пыталась угадать цену вещей или угадать, что скажет Саймон, когда они останутся наедине. Но Алекс никогда не угадывала – слишком много всяких контекстов, о которых она понятия не имела. Например, похожая работа дала плохой результат на вечерних продажах. Или художник использовал материалы, разрушающиеся со временем, и произведение получилось слишком недолговечным, чтобы его можно было застраховать. Или если раньше картина принадлежала не тому человеку – новоиспеченному коллекционеру с наивным взглядом, руководителю технологической компании, попавшему под федеральное расследование, – это могло каким-то образом ее осквернить. Стоимость основывалась на совокупности факторов, а они постоянно менялись. Иногда произведение представляло собой просто идею, существовавшую только в виде изображения, что пересылалось туда-сюда по электронной почте, и коллекционеры перепродавали произведение еще до того, как увидят его в реальности.
Это игра – убедить людей, что товар стоит своих денег, и в этом смысле Алекс и Саймон не так уж сильно отличались друг от друга.
Последние недели прошли приятно. Вписаться в жизнь Саймона оказалось легко, ее распорядок, как и привычки Саймона, были настолько четко выстроены, что Алекс оставалось только подчиниться. Если они собирались на ужин к его друзьям, помощники хозяев предварительно уточняли по электронной почте, есть ли у них какие-либо диетические ограничения. «Нет», – всегда щебетала Алекс в ответ на вопрос Саймона. В этом и заключалось предназначение Алекс – не создавать никаких неудобств. Днем, когда воздух гудел от насекомых, они посещали садовые вечеринки, и Алекс стояла рядом, пока Саймон разговаривал и пил белое вино. Его друзья посматривали на Алекс с неопределенными улыбками – может, спрашивали себя, не встречались ли с ней раньше, перепутав Алекс с одной из предыдущих девушек Саймона. «Рад тебя видеть», – всегда говорили они, и эта безопасная фраза подходила для любого случая. «Веселишься?» – мог спросить кто-то, обращаясь к Алекс, и она кивала, но взгляд спросившего уже возвращался к Саймону. Иногда друзья Саймона относились к ней свысока, но она давно привыкла к неодобрению посторонних. Сколько раз она сидела напротив мужчин вдвое старше ее, с потными лысинами. Она заранее знала, что на нее будут пялиться, и умела выдерживать эти взгляды.
Но это было другое. История с Саймоном была другой. Она прижималась к Саймону, и он, продолжая говорить, обнимал ее за талию. По дороге домой он рассказывал ей о своих друзьях. Об их личной жизни, об их тайных проблемах. И Алекс задавала вопросы, подзадоривая его, и он с неожиданно мальчишеским озорством улыбался ей.
У них с Саймоном все было по-настоящему. Или могло бы быть.
Днем Алекс смотрела телевизор на застекленной террасе, читала журналы в ванне, пока вода не остывала. Она ездила одна на пляж или плавала в бассейне Саймона. По понедельникам, средам и пятницам приходила домработница, чтобы постирать и прибраться. Молчаливая, трудолюбивая Патриция часами гоняла Алекс из комнаты в комнату, воспринимая ее присутствие с тем же невозмутимым выражением лица, с каким относилась к любому беспорядку.
Это было нетрудно. Вообще не трудно.
Время от времени Алекс принимала одно из обезболивающих Саймона, чтобы скрасить свободные часы, хотя и не ставила об этом в известность Саймона. Она вела себя паинькой. Если пила из стакана, то сразу же ополаскивала его и ставила в посудомоечную машину, и вытирала на столе влажный круг, оставленный донышком. Не бросала мокрые полотенца на кровать, не оставляла зубную пасту открытой. Следила за количеством таблеток, которые тырила, чтобы Саймон ничего не заметил. Взяла за правило ворковать над псом Саймона, Чивасом, которого Саймон целовал в мокрый нос.
Когда Саймон присылал сообщение, что почти закончил с делами, Алекс плескала на лицо водой и чистила зубы. Она переодевалась в дорогую футболку, которую купил ей Саймон, и садилась ждать, словно каждый вечер был вечером их первого свидания.
Приходилось ли Саймону когда-нибудь ждать Алекс, предвкушал ли Саймон когда-нибудь ее появление?
Нет. Но кого это волнует?
Это были маленькие уступки, не имевшие никакого значения – с учетом того, что Алекс получала взамен.
Разумеется, она не рассказала Саймону о Доме. Она многого не рассказывала Саймону. Она рано усвоила, что необходимо сохранять некоторую дистанцию. Немного привирать. Это было легко, а потом стало еще легче. И не лучше ли давать людям то, чего они хотят? Разговор, протекающий как гладкая сделка, приятный обмен репликами, не прерываемый реальностью. Почти все предпочитали историю. Алекс научилась преподносить ее, привлекать людей созданным образом – вполне правдивым, разве что слегка приукрашенным и подретушированным. Научилась намекать на собственные желания так, как если бы они были общими.
