хорошо, а плохо — это плохо, и как сделать, чтобы было хорошо. Фантастически терпелива была эта женщина!
И вот минуло десять лет.
Пришел я в знакомый дом и с порога услышал: девочка-школьница, длинноногая и некрасивая — они почти все в этом возрасте такие, — капризно объявляет матери:
— Ну и зануда ты! Хватит… ну хватит мне вычитывать…
А мама?
Мама очень спокойно, словно метроном, отщелкивающий свое, возражаете:
— Ты нехорошо говоришь, Ольга. Зануда — грубое слово. И умная девочка не должна употреблять таких слов, особенно в обращении с матерью. Это стыдно, Ольга…
Спору нет, и нежность, и терпение родителей, и всегда ровный доброжелательный тон, и стремление все объяснить, как говорится, довести до ума — качества безусловно положительные. Но без чувства меры тоже нельзя. И может быть, великое искусство воспитания отличается от обыкновенного воспитательного умения именно превосходно отточенным чувством меры, тем самым «чуть-чуть», на котором держится всякое настоящее искусство.
Ребенок растет, делается все подвижней и шумней. И, что таить, он приносит вам не только радость, но и множество забот, он вас утомляет. Впрочем, это совершенно естественно, по-другому быть не может, и не стоит мучиться угрызениями совести, если даже вам нет-нет и придет в голову: «Ох-хо-хо, как он мне надоел».
Как убедительно показывает практика, без неприятностей — больших и маленьких — ребятишки не вырастают.
Костик знает уже достаточно много, но, естественно, далеко не все. И на его жизненном пути постоянно случаются оказии и чрезвычайные происшествия.
Вот он ворвался резвым галопом на кухню и… схватил яйцо. А оно — круглое и гладкое — выскочило из маленькой ручонки, трах об пол и потекло! Костик потрогал, попробовал — вкусно… И, конечно, перемазался человек, пока знакомился с желтком и белком…
— Сколько раз можно говорить: не хватай! Или тебе игрушек мало, наказанье ты мое! — возмущается мама.
И мне и вам совсем нетрудно понять маму. Но вот беда: Костик ее понять не может, в его не окрепшем еще сознании яйцо и игрушка — предметы не противостоящие, и откуда он мог знать, что это круглое яйцо вдруг упадет? Оно само, понимаете, само упало!..
А как часто случается — большие, умудренные жизнью мамы и папы жалуются на своих Костиков:
— Он делается невозможным. Он все ломает и портит…
— Ему говоришь: отойди, а он, будто нарочно, лезет обязательно туда, куда не надо.
И хочется спросить родителей: а куда надо лезть, вы ему растолковали, вы направили его энергию в нужное и дозволенное русло?
Пусть Костик, едва научившись ходить, «помогает» маме подметать маленькой щеткой пол (и это неважно, что пол чище от его робких усилий не станет, важно правильно нацелить малыша), пусть в три года он под руководством кого-то из взрослых поливает цветы (и не сердитесь, когда вода попадет не только в цветочный горшок, но и на подоконник тоже), пусть ребенок приучается делать нехитрые, но безусловно полезные дела и пусть у него, когда он чуть повзрослеет, будет круг своих обязанностей в семье. Словом, пусть он «лезет», вы только помогайте ему, деликатно подсказывайте, куда лезть не только можно, но и нужно!
Если труд сделал из обезьяны человека, то можно не сомневаться — из человека-несмышленыша он непременно сформирует Человека с большой буквы.
И пусть никого не сбивает с толку затхлая мещанская формула: «Наработается еще, успеет!»
Приучать человека к труду никогда не рано. Искусство воспитателя в том и состоит, чтобы постоянно давать ребенку посильные задания и обставлять их таким образом, чтобы малышу хотелось работать, чтобы ему было интересно и радостно исполнять поручения взрослых, чтобы его усилия казались ему и игрой, и делом одновременно, чтобы они позволяли малышу отличиться.
С виду женщине было лет тридцать с небольшим. Я обратил внимание на ее хорошую фигуру и ухоженное лицо. Да и вся она, как бы точнее сказать… была отмечена печатью благополучия. Несколько аккуратных наводящих вопросов, и предположение подтвердилось: муж — любимый и любящий, работа — интересная, квартира — хорошая…
И все-таки, и все-таки — тревога. Так отчего?
— Дочь меня беспокоит, — говорит женщина. — Нине девять лет. В школе у нее все в порядке, но вот беда — сутулится и вообще растет какой-то скованной, жизни в ней не чувствуется.
— Скажите, пожалуйста, вы на лыжах ходите? — спрашиваю я.
— Я? — женщина нескрываемо удивлена, будто я поинтересовался, не крутит ли она сальто под куполом цирка.
— Вы.
— Не-е-ет… когда-то, в школе, бегала… и даже на районных соревнованиях, помнится, выступала.
— А теперь что же?
— Да не получается.
— А почему все-таки?
— Без особых причин, наверное. Просто не тянет. И времени нет.
— Может, найдете все-таки время? Вам это не во вред, а девочке уж точно на пользу…
Признаюсь, мне стоит некоторого усилия удерживаться в рамках: не может человек не понимать и, конечно, отлично понимает — ребенку нужен свежий воздух, движение, физическая нагрузка…
Но не стоит возмущаться, необходимо как-то довести до сознания женщины, что воспитание — это меньше всего слова, то есть слова в последнюю очередь, а прежде — поступок, действие, пример.
Как объяснить моей встревоженной посетительнице, что если ей, взрослому человеку, лень пройтись на лыжах, то можно ли ожидать от девятилетней, неспортивной Нины собственной инициативы?
Думая об этом, спрашиваю маму:
— А физзарядку по утрам вы делаете?
— Какая зарядка, на работу бы не опоздать…
Чувствую, мои вопросы раздражают женщину. Кажется, она разочарована и мысленно клянет себя за даром потерянное время.
Но я продолжаю гнуть свою линию:
— И муж ваш тоже спешит по утрам?
— Муж не так спешит, но тоже.
— Ясно, — говорю я. — Вынужден вас огорчить: само собой ничего не изменится. Если вы на самом деле хотите помочь дочери, заставляйте ее двигаться, двигаться, двигаться! Лучше всего — рядом с собой, вместе!
И пока вы не приучите Нину потеть, не станет она, я уж не говорю — балериной, но просто складной девчушкой. И торопитесь: Нине уже девять лет, это много!
Была и такая встреча, на этот раз с папой.
— Представляете, Лаврику моему двенадцать, и паренек он как паренек. Голова работает, за себя постоять умеет. Конечно, и мы с женой ничего для него не жалеем. Это уж, будьте уверены, точный факт: если там брючата по моде или трешник на развлечение — с дорогой душой. Закурить разрешите?
Получив разрешение, папа закуривает, и только тут я замечаю — а родитель-то, как бы поделикатнее выразиться, слегка «на взводе»: глаза у него подозрительно блестят и руки неестественно
