порошком под водой на обычном отстегивающемся тросе), давала возможность перебрасывать сотни и сотни килограммов на совершенно регулярной основе. Фактически — каждодневно. После масштабного внедрения новых схем трафик и производство окончательно перестали быть в Медельинском картеле «бутылочным горлышком», в отличие от ограничений по сырью.
Но Терри Брэдшоу всего этого не знал. Что он знал, так это то, что агентов его спецгруппы начали убивать: ведь никто «просто так» садиться в тюрьму не собирался. Наркобароны ответили теми силами, что у них имелись, и, на первых порах, это было больно. Особенно учитывая тот факт, что под шумок некоторых людей убирал и сам Пабло, расчищая дорогу для «своих». Причем, не только колумбийцев — как-то оказалось, что в американской части группы уже был его человек, стремительно набиравший авторитет…
Лондиньо, ушедший в подполье, начал резню, проливая кровь направо и налево. Мелкие и средние банды, до того чувствовавшие себя в полной безнаказанности, тоже начали нападать на полицейских и армию…Ривера, контролировавшая наркорынок Боготы, хоть и сбежала, бросив часть своих активов, но тоже принялась мстить.
К веселью подключились, было, ребята из М-19 и ФАРК, но это наркоторговцам скорее помешало, чем помогло, потому что в ответ правительство стало по полной программе использовать армию, после чего сопротивление криминала быстро стало бесполезным. Фактически, пропущенный врагами Пабло удар оказался слишком силён: арестовали и убили слишком много бойцов, денег и активов — так что их потери на первом же этапе не получилось бы охарактеризовать как-то иначе, чем «смертельные».
Поэтому, если нападение государства на Медельинский картель (хотя, справедливости ради, тот Пабло сам ту атаку спровоцировал) в середине восьмидесятых вызвало практически гражданскую войну и многолетние бодания, со взрывами самолетов, кварталов, казарм и полицейских участков, не говоря уже об атаках правительственных зданий — один захват здания Верховного суда чего стоит, с огромным количеством убитых — то сейчас ситуация довольно быстро стала клониться к победе правительства. И Эскобара.
Сам Пабло, наученный недавним горьким уроком, постоянно сидел в своем новеньком поместье, окружив себя многочисленной охраной и практически оттуда не выбираясь, разве только изредка делая «неожиданные» вылазки, например на выступление перед воспитанниками собственных школ.
Стоит, правда, отметить, что он активно использовал двойников, «мелькая» то тут, то там и создавая в народе впечатление активного своего участия в жизни страны. Нет, так-то он участвовал, хотя больше, конечно, «удалённо», ведь, в конце концов, вопросы «белого» бизнеса надо было решать, как и вопросы благотворительности или «пиар-проектов».
К последним Пабло относил возведение в Медельине небоскрёба-гиганта, его новой игрушки (наравне со строительством новых кварталов в самых разных городах Колумбии, вместо столь распространённых трущоб). Мелькнувшая в какой-то момент идея последнее время увлекала Эскобара всё больше и больше. Настолько, что свои наброски и пожелания он отправил в десяток самых известных архитектурных бюро, подкрепив приличным чеком.
Оскар Нимейер, бразильский архитектор, прославившийся целым созвездием проектов — в том числе Бразилиа, свежепостроенной столицей одноименного государства с огромным количеством знаковых зданий — как-то буднично покорил сердце Пабло своим видением проекта. Видимо, имея в резюме «почти небоскреб» — Edficio Copan, огромный высотный жилой дом в Сан-Пауло в виде волны — он захотел создать нечто дерзкое для уже прославившегося своей помощью простым людям бизнесмена. И у него пока получалось: даже на макете здание выглядело инопланетным звездолётом, приземлившимся на холме рядом с Медельином, будучи похожим на обработанный водой наконечник копья: эдакий гибрид «Лахты-центра» и «Шанхайской башни», сбрызнутый творчеством Захи Хадид.
Цена постройки, по понятным причинам, сходу виделась астрономической: 500 метров высоты, сложная изогнутая форма… Вот только Эскобар и не думал притормаживать, хотя вполне отдавал себе отчет в том, что с каждым днём это всё больше и больше походило на идею-фикс. Но неожиданное увлечение помогало избавляться от мыслей о смерти Мигеля, переживаемой неожиданно тяжело, да и сама возможность оставить такое наследие казалась вполне себе интересной.
Строительство «Трамп-тауэр» в Нью-Йорке, гораздо более простого небоскрёба, в самом начале 80-х годов стоило 300 миллионов долларов. Здесь же ожидалось что-то около пары миллиардов, если не больше. Пугало ли это Пабло? Ни на йоту. Деньги текли настолько бурной рекой, что экономить смысла попросту не было: поток нарастал какими-то слишком уж быстрыми темпами.
Щупальца организации Эскобара с каждым днём раскидывались всё шире и шире: причем не только картеля как такового, но и вполне себе белой «Инвестиционной компании Эскобара» с её многочисленными дочками.
Так как огромный курортный район неподалеку от Картахены только строился, первые крупные отели там планировались к открытию только к концу 80-го, то, если не считать банк, из «белых» компаний самый бурный рост был у ритейлеров. У Пабло таких было два: формата «магазин у дома» (а-ля «Дикси» или «Пятёрочка») и «подписной» (а-ля американский Costco). Причем первый он совмещал с аптеками и офисами его же службы доставки и каталожной торговли и пока развивал только в Колумбии и Южной Америке, а вторым занялся в США, за год открыв сразу восемь гигантских магазинов.
На запуск уходило целое состояние, вот только большая часть шла «грязными» деньгами. А на бумаге Пабло умудрялся договариваться с поставщиками на удивительно небольшие суммы, да и рабочим платил вроде как совсем немного…
Оба выбранных формата и без поддержки наркоденьгами спокойно могли выстреливать, особенно учитывая весь бизнес-опыт будущего его сербской части, но Эскобар не собирался ждать реального успеха десятилетиями, особенно учитывая тот факт, что ну очень удобно было использовать перевозки между кучей магазинов, производств и складов для целей наркобизнеса.
Но у столь быстрого роста не могло не быть, конечно же, и минусов. Самым главным из которых оказался объем работы. Даже изначально делегируя максимум возможного, он — как и старший брат Роберто, кстати — всё равно оказался буквально погребён под бумагами. Мелькала мысль привлечь Густаво — однако кузен (вместе со средним и младшим Очоа — старший оставался на «белой» стороне) контролировал нелегальную часть бизнеса, и не хотелось его оттуда выдергивать.
Честно говоря, на фоне бесконечных отчетов, встреч и телефонных звонков, общение с детьми в собственных школах оставалось одной из немногих отдушин. Вместе с семьёй, любовницей и всё тем же небоскрёбом. А ещё война — та самая война с конкурентами, нынешними и будущими. И устранение тех, кто в картину «прекрасного будущего» никак не вписывался.
Гризельда Бланко стала одной из жертв такого подхода. Слишком жестокая, слишком отмороженная, вообще не думавшая о «побочном ущербе», она в недалеком будущем могла стать той, кто спровоцировал бы нарковойну во Флориде.
