Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 159
живет на свете.
И. В. Гёте
В феврале 1907 года Стефан Цвейг окончательно решил съехать с квартиры родителей и арендовать в Вене отдельное жилье для работы. «Я специально выбрал маленькую и в пригороде, чтобы высокая плата не стесняла моей свободы. Я не покупал слишком хорошей мебели, потому что не хотел ее “жалеть”, как мои родители, в доме которых на каждое кресло полагался чехол, снимавшийся только с приходом гостей».
Назвать его квартиру на Кохгассе, 8, «маленькой» довольно сложно, все-таки она состояла из трех комнат, отдельной кухни, балкона и коридора. И уж тем более «пригородом» столицы роскошные дома, расположенные на этой оживленной улице, давным-давно не являются. Свое название улица получила в 1862 году в честь известного повара (по-немецки Koch) Андреаса Деллафуса (Andreas Dellafuß), который еще в 1787 году построил себе поместье в самом начале улицы Блюмельгассе{159}, ставшее домом № 1 будущей Кохгассе. К моменту переезда писателя на «поварскую» улицу Кохгассе относилась к новому застраиваемому кварталу восьмого района Йозефштадт. Дом, где поселился Цвейг, был построен в год его рождения.
«На этой первой квартире мне довелось разместить не так уж много сокровищ. Но уже украшали стену тот самый, купленный в Лондоне рисунок Блейка и одно из прекраснейших стихотворений Гёте, написанное его порывистым легким почерком – в те времена это была жемчужина моей коллекции автографов». Речь идет о собственноручной копии лирического произведения «Майская песня», написанного веймарским громовержцем в мае 1771 года. Дабы как можно бережнее сохранять приобретенную реликвию, счастливый обладатель поместил лист в рамочку под стекло и повесил в гостиной. Точно так же он поступит и с добытым пером создателя «Фауста», о котором скажет: «Гусиное перо Гёте я годами хранил под стеклом, чтобы не поддаться искушению взять его в собственную недостойную руку». После войны, уже в зальцбургском доме, он пополнит коллекцию приобретением семи рисунков, выполненных стареющей рукой величайшего поэта Германии и рукописью «Свадебного стихотворения», баллады, написанной И. В. Гёте в 1802 году.
Но это все будет потом, а пока кроме рисунка Блейка и драгоценной страницы «Майской песни» стены гостиной его квартиры, где стояли красные кожаные кресла, столик для кофе и сигар, постепенно стали заполняться эскизами, рисунками, фотографиями, портретами, полученными в подарок от коллег и друзей или приобретенными у проверенных букинистов. «Много замечательного принес мне случай, многое и весьма существенное я получил в те времена, когда авторы, мои современники, не смотрели еще на свои рукописи как на товар, имеющий денежное выражение, и охотно дарили их своим друзьям». За первые полгода после переезда гостиная на Кохгассе преобразилась с появлением в ней портретов и рабочих рукописей Эмиля Верхарна и Шарля ван дер Стаппена, Карла Кламмера, Франца Эверса и Огюста Родена, Вильгельма фон Шольца и Константина Менье, Бёрриса фон Мюнхгаузена и Гюго Салюса – того самого, вместе с которым в ноябре 1906 года Цвейг был отмечен литературной премией имени Эдуарда Бауэрнфельда.
Коридор в квартире был узким, но не ввиду неудачной планировки, а по той причине, что Стефан установил в нем от пола до потолка книжные стеллажи. Во второй, спальной, комнате повсюду в беспорядке лежали бумаги, папки с газетными вырезками, многочисленные каталоги автографов парижских и берлинских аукционных домов и антикварных книготорговцев. «Я систематически и очень тщательно собирал все каталоги автографов, выпущенные с тех пор, как люди стали заниматься собиранием автографов, то есть более чем за сто лет, и собрал воедино такой уникальный материал, которого, думаю, нет ни в Британском музее, ни в Прусской государственной библиотеке, ни в одном учреждении, ни у одного частного лица на свете»{160}.
Беспечно жить на широкую ногу в Вене и в других городах во время долгих путешествий, иметь возможность помогать друзьям и коллегам, искать для них издателей, покупать им книги, одежду, билеты в театры, оплачивать общий счет в ресторане, аренду квартиры и услуги секретаря, все больше денег пускать на расширение коллекции рукописей – все это по-прежнему не слишком сильно расшатывало бюджет 27-летнего ценителя красивой жизни. «Я повесил в своей квартире гравюры итальянского барокко и пейзажи в манере Каналетто; разыскивать все это у антикваров или на аукционах было для меня приятным развлечением, без примеси опасного азарта; я предавался самым разнообразным занятиям, соответственно своим склонностям и вкусам, редко пропускал концерты и выставки картин».
Откуда же он сам получал основной доход в этот период? Я имею в виду не пресыщенного беспечной жизнью барона из «Фантастической ночи», которому покойные родители еще до совершеннолетия смогли завещать «состояние, оказавшееся достаточно значительным, чтобы навсегда избавить меня от забот о заработке и карьере». Гораздо интереснее понять, из каких источников складывался доход самого автора. И Стефан, и его брат, следуя завещанию Жозефины Бреттауэр, по достижении совершеннолетия поровну получили на банковские счета по сорок тысяч крон. Кроме того, с прибыли семейной фабрики каждый брат имел «пассивный» доход в размере еще двадцати тысяч крон в год, что, по словам Альфреда, являлось «щедрым пособием», сопоставимым с зарплатой какого-нибудь управляющего фабричным производством. Какой-то доход Стефан определенно получал от издания книг и публикаций статей, но никогда на него не рассчитывал, а стало быть, строго не учитывал.
Друзья, периодически навещавшие его на Кохгассе, с удивлением отмечали, что с началом самостоятельной жизни Стефан заметно переменился. Отныне по утрам он стал заниматься физическими упражнениями, гимнастикой, чего со школьной скамьи никогда не делал. С приходом весны стал брать уроки верховой езды, а в послеполуденные часы отправлялся в любимый Пратер, в парк Шёнбрунн или в сторону лесистой возвышенности Каленберг, где с удовольствием работал или читал книгу. В те дни он впервые для себя отметил, что прогулки благоприятно воздействуют на полет его фантазии, подсказывают новые литературные замыслы и образы, настраивают на новые поэтические порывы.
Первую его помощницу и секретаршу, приглашенную на Кохгассе, звали Матильда Мандл (Mathilde Mandl). С первых дней работы девушка обустроила на кухне кабинет и навела порядок в корреспонденции своего «директора», а затем и в бумагах его старшего друга, австрийского писателя и драматурга Зигфрида Требича (Siegfried Trebitsch, 1868–1956). Любопытно, что Требич, проживая в Вене совершенно по другому адресу{161}, а в 1907 году официально женившись на Антуанетте Енгалычевой (Engalitscheff), вдове русского князя, убитого в боях с японцами, предпочитал проводить свободное время не у себя на «вилле» с любимой женщиной, а в холостяцкой квартире друга. На протяжении семи лет вплоть до Первой мировой войны именно на Кохгассе у них будет общий кабинет и место для творческих дискуссий. Несмотря на то что Зигфрид Требич был довольно плодовитым писателем, наиболее широкую известность он получил как единственный переводчик на немецкий язык пьес Бернарда
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 159
