меня, и я хватаюсь за ствол, чтобы не упасть. Моя кожа горит от царапин, но я закрываю глаза, потому что во мне переплетаются боль и наслаждение одновременно. Я перестаю понимать, что ощущаю на данный момент. Грейсон не утруждает себя тем, чтобы прикоснуться к моему клитору или попытаться заставить меня кончить. С каждым толчком его члена и попадания в мою точку G во мне медленно нарастает блаженство. Но его недостаточно, чтобы перевести меня через край. Грейсон вонзается в меня с новой силой, а затем замирает и, застонав, наклоняется вперед. Его голова касается моего плеча, и, кончив, он молча вынимает из меня свой член, а затем отступает назад.
Я сразу же чувствую, как по внутренней стороне моих бедер стекает влага, потому что он снова кончил в меня без презерватива. Из-за этого я мысленно говорю «спасибо» своей маме, которая убедила меня начать принимать противозачаточные препараты, когда мне исполнилось семнадцать. Она не хотела внуков и говорила, что я сама еще ребенок, а в случае моей беременности заниматься воспитанием детей придется ей.
Когда я наконец выпрямляюсь, Грейсон проводит костяшками пальцев по моему подбородку. Все признаки злобы и гнева исчезли с его лица, и я задаюсь вопросом о значении этого вечера для него. Непохоже, что его первоначальные эмоции сегодня были как-то связаны со мной, если только совсем немного.
Он помогает мне снова натянуть легинсы, застегивает молнию на своей ширинке, а затем наклоняется вперед и целует меня, хотя я этого совершенно не ожидала.
Это что, благодарность? Он вообще знает, как ее проявлять?
Я бы поставила на «нет». Богатый мальчик, вероятно, никогда не произносил слов «пожалуйста» или «спасибо». Во-первых, из-за его характера, а также потому, что он придурок. Хотя это одно и то же.
– Теперь ты поняла? – Он проводит большими пальцами по моим бедрам, чуть выше пояса брюк.
Я думаю, что понимаю его. Гнев Грейсона требует выхода.
От холода я начинаю стучать зубами, и Грейсон прищуривается, потому что, кажется, только сейчас понял, что на дворе середина гребаного января. Он подбирает с земли свою куртку и помогает мне просунуть руки в рукава. Грейсон с заботой застегивает ее на мне, задерживаясь пальцами на моей груди. Должно быть, он снял ее, когда повалил меня на землю, потому что я этого не заметила, – а теперь мое тело окутывает не только запах земли, но и теплый аромат специй, который ассоциируется с Грейсоном.
Только сейчас я осознаю, что, как полная дура, мчалась по лесу в промокшей от пота футболке и легинсах, но связь с Грейсоном вдохновляет меня на глупые решения.
– Спасибо, – шепчу я, вглядываясь в выделяющиеся мускулы его рук под белой рубашкой.
Я сопротивляюсь желанию протянуть руку и дотронуться до него. А Грейсон, что-то ворча про себя, берет меня за руку и выводит из леса.
Я позволяю ему довести меня до угла моей улицы, а затем выдергиваю руку.
– Дальше я сама.
Грейсон прищуривается, а затем кивает.
– Хорошо.
Я тяну молнию вниз, чтобы снять и отдать ему куртку, но он останавливает меня. А это явный признак того, что он не хочет, чтобы я снимала ее. По крайней мере, пока.
Покачав головой, я поворачиваюсь в сторону дома.
– О, Вайолет, – зовет он, и я оглядываюсь. – Даже не думай о том, чтобы кончить сама.
Мне известно, что на моих щеках появляется румянец, поэтому, быстро сглатывая, я молча спешу прочь. Мне кажется, что с увеличением расстояния между нами я буду ощущать все бо́льшую свободу и с каждым шагом мне будет легче дышать.
Спойлер: это не срабатывает.
Всю дорогу до моей квартиры я чувствую на себе его взгляд, а как только оказываюсь внутри, мое самообладание рушится, в горле образуется комок и на глаза наворачиваются слезы. Наружу из меня вырывается отвратительный всхлип, и я прижимаю ко рту тыльную сторону ладони, чтобы попытаться заглушить этот звук. Но это бесполезно. Мои ноги подкашиваются, и боль остро пронзает травмированные голень и бедро: после бесполезных попыток их помассировать я направляюсь в свою комнату.
Я уже заметила, что дверь в комнату Уиллоу закрыта, а свет в коридоре погашен. Время уже позднее, и, согласно моему плану, она пошла спать, не дожидаясь меня, ведь я придумала отговорку и сказала ей, что буду заниматься в библиотеке. Я могу соврать и сказать себе, что не знаю, зачем это сделала, но на самом деле я беспокоюсь, что она будет отговаривать меня от возвращения в танцевальную форму.
Мельком я смотрю в зеркало на свои всклокоченные волосы и грязную одежду.
Вспомнив, что у Грейсона остался мой студенческий билет, я, чертыхаясь, включаю свет, а затем обшариваю карманы его куртки. Конечно, мой студенческий билет надежно спрятан в левом.
Сняв с себя его куртку, я кладу ее на спинку стула. Мой телефон еще стоит на зарядке на тумбочке, потому что я не хотела, чтоб Уиллоу проснулась и отследила мое местоположение.
Видите, я веду себя, будто виновата.
Вздохнув, я направляюсь в ванную и включаю душ. На моих руках столько же грязи, сколько и на одежде, словно я сама превратилось в подстилку из сосновых листьев и иголок, на которых мы валялись.
Из-за резкой боли, пронзающей мою левую ногу, снимать одежду приходится медленно. Поэтому, чтобы не потерять равновесие, я стягиваю легинсы, опираясь на стойку. Осторожно прикоснувшись к своему клитору, я задыхаюсь от бури ощущений, которая во мне поднимается. Грейсон не снял моего напряжения и, судя по всему, даже не хотел. Я подумываю довести себя до оргазма, но тут в моей голове звучит его предупреждение, и как бы больно это ни было, я отдергиваю руку.
Запыхавшаяся и возбужденная, я иду в душ, где пытаюсь стереть из памяти то, что произошло сегодня вечером.
Глава 18
Вайолет
Я просыпаюсь оттого, что где-то рядом с моим лицом вибрирует телефон. Поднимая голову с подушки, я смотрю на экран и вижу, что звонит моя мать.
– О, так ты жива, – произношу я хриплым и усталым тоном вместо приветствия.
Удивительно, что моя мать не проявила интереса к моему недавнему разговору с Мией Джармейн, ведь обычно она не склонна сдерживать свое любопытство. Возможно, я пропустила изменения в ее поведении, но сейчас она звонит, и это, безусловно, самое важное, не так ли?
– Ты же подписала соглашение о неразглашении! – шипит моя мать. – О чем ты, черт возьми,
