(представители которых направлялись в лейб-гвардии Казачий и лейб-гвардии Атаманский полки и в Собственный Его Императорского Величества конвой). Цвет волос у нижних чинов Сводно-Казачьего мог быть различным, но все они, так же, как и лейб-казаки и атаманцы, должны были носить бороду83.
Каждая сотня полка (а в 3-й и 4-й сотнях и часть полусотен и взводов) имела особое наименование.
В расквартированную в центре Петербурга, на углу Караванной улицы и Манежной площади, 1-ю Уральскую Его Величества сотню лейб-гвардии Сводно-Казачьего полка нижних чинов подбирали темноволосых84. Полковую конскую масть современник еще в 1904 г. определял размыто: «лошади темных мастей»85. В самом деле, казаки прибывали в полк с собственными лошадьми, масть которых явно не была совершенно одинаковой. Но в начале 1910-х сотню удалось сделать одномастной – гнедой масти86.
Парадные мундиры сотни, цвет которых официально именовался «малиновым», были темно-малинового оттенка (по-видимому, как в лейб-гвардии 1-м стрелковом Его Величества и лейб-гвардии 2-м стрелковом Царскосельском полках)87.
Стоявшая в Гатчине 2-я Оренбургская сотня лейб-гвардии Сводно-Казачьего полка сидела на серых лошадях.
Дислоцированная в Павловске 3-я Сводная сотня лейб-гвардии Сводно-Казачьего полка (состоявшая из Сибирской полусотни и Астраханского и Семиреченского взводов) имела лошадей гнедой масти.
Квартировавшая в том же Павловске 4-я Приамурская сотня лейб-гвардии Сводно-Казачьего полка (состоявшая из Забайкальской полусотни и Амурского и Уссурийского взводов) сидела наполовину на гнедых, а наполовину на серых лошадях88.
1-й дивизион лейб-гвардии Конной артиллерии (до 6 (19) марта 1913 г. – лейб-гвардии Конная артиллерия называлась Гвардейской Конно-артиллерийской бригадой) состоял из трех батарей, являвшихся каждая отдельной частью.
Квартировавшая в Виленском переулке, близ угла Парадной улицы, рядом с лейб-гвардии Преображенским полком, 1-я Его Величества батарея лейб-гвардии Конной артиллерии (до 6 (19) марта 1913 г. – Гвардейской конно-артиллерийской бригады) в обиходе именовалась «Царевой батареей»89 (а полуофициально – батареей Его Величества) и сидела на рыжих лошадях90. По выражению гвардейского конно-артиллерийского офицера тех лет Э.Э. Шляхтина, батарея Его Величества «принадлежала» Кавалергардскому и лейб-гвардии Конному полкам – т. е. должна была поддерживать полки 1-й бригады 1-й гвардейской кавалерийской дивизии91.
Стоявшая в тех же казармах 4-я Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича и Великого князя Алексея Николаевича лейб-гвардии Конной артиллерии (до 6 (19) марта 1913 г. – Гвардейской конно-артиллерийской бригады) в обиходе именовалась 4-й гвардейской конной батареей и сидела на лошадях гнедой масти92. Она «принадлежала»93 лейб-гвардии Кирасирскому Его Величества и лейб-гвардии Кирасирскому Ея Величества полкам – т. е. должна была поддерживать полки 2-й бригады 1-й гвардейской кавалерийской дивизии.
Квартировавшая в Павловске лейб-гвардии 6-я Донская казачья Его Величества батарея лейб-гвардии Конной артиллерии (до 6 (19) марта 1913 г. – Гвардейской конно-артиллерийской бригады) официально именовалась несколько отлично от остальных – имея в своем названии, перед номером, слова «лейб-гвардии» (видимо, чтобы не путать ее с армейской 6-й Донской казачьей батареей). Она «принадлежала»94 лейб-гвардии Казачьему, лейб-гвардии Атаманскому и лейб-гвардии Сводно-Казачьему полкам – т. е. должна была поддерживать полки 3-й бригады 1-й гвардейской кавалерийской дивизии.
Как и 1-я Его Величества батарея, 6-я Донская казачья Его Величества в обиходе именовалась «Царевой батареей»95.
Казаки батареи носили аккуратные подстриженные бородки и были «гораздо выше и крупнее» других гвардейских конноартиллеристов (так, самые малорослые казаки лейб-гвардии 6-й Донской были выше самых высоких солдат 5-й гвардейской конной батареи). Поэтому в пешем строю они ходили более медленным шагом, чем пехота, – порядка 100 шагов в минуту против 12096. Батарейцы лейб-гвардии 6-й Донской «были физически развиты и обладали почти все огромной физической силой» (а также – в отличие от других гвардейских конных батарей, – поступали в батарею уже поголовно грамотными)97.
В 1904 г. батарея сидела на светло-гнедых лошадях98, но к 1907-му конская масть в ней потемнела: в 1-м взводе остались светло-гнедые, но во 2-м были уже вишнево-гнедые, а в 3-м – темно-гнедые99.
По традиции, на парадах в Высочайшем присутствии 6-я Донская – единственная из всех гвардейских батарей – проходила мимо Николая II не рысью, а карьером. По сигналу «Полевой галоп» она переходила с шага на рысь, затем на галоп (по-казачьи – намет), «а уже перед Государем проходили полным карьером». Наблюдавшие это «говорили, что зрелище было красивое и внушительное, когда лихо надвигалась карьером грозная компактная масса, да еще с такой быстротой, что кони казалось просто расстилаются в воздухе, особенно это было заметно в орудийных упряжках»100…
«В батарее, как и вообще в Лейб-гвардии конной артиллерии, существовало строгое чинопочитание. Младший просил разрешения курить у старшего, хотя бы он был в том же чине и одного выпуска, и, если занимался со своим взводом, командовал при его приходе “Смирно!”»101. (Здесь имеются в виду случаи, когда один из двух офицеров одного и того же чина и одного и того же выпуска из военно-учебных заведений имел старшинство перед другим в силу того, что его военно-учебное заведение считалось более «статусным». К примеру, выпускники Пажеского корпуса считались по службе старше, чем выпущенные одновременно с ними из Михайловского артиллерийского училища, а эти последние – старше, чем выпущенные из Оренбургского казачьего.) Впрочем, подобное чинопочитание бытовало во всех вообще гвардейских частях…
Еще одной традицией батареи было деятельное участие офицеров в организации досуга казаков. Причем если экскурсии по Петербургу проводились, по меньшей мере, еще и в лейб-гвардии Егерском полку, то устройство офицерами рождественских елок для нижних чинов было, похоже, в обычае только в лейб-гвардии 6-й Донской…
С этой традицией сочеталась та, по которой офицеры батареи дарили своим увольняемым в запас денщикам и вестовым часы102.
С августа 1913 г. у офицеров батареи вошло в традицию носить вновь присвоенный им револьверный шнур («совершенно исключительный по тому времени», имевшийся еще только у офицеров Собственного Его Императорского Величества конвоя, – серебряный с кистями) не только при парадной форме для строя, но и вне строя, без револьвера103.
До 1912 г. дисциплина в батарее была не отчетливо-гвардейской, а типичной для казачьих частей – допускавшей панибратство между рядовыми казаками и младшими командирами (урядниками и вахмистром). Ведь казачьи части комплектовались по территориальному принципу, и не редкостью были ситуации, когда рядовой казак оказывался соседом своего урядника или вахмистра или был богаче его – и потому не считал нужным беспрекословно подчиняться. По утверждению принявшего батарею в июле 1911 г. великого князя Андрея Владимировича, это влияние «обихода станичной жизни» на дисциплину было им уничтожено и насаждена уставная дисциплина104.
2-я гвардейская кавалерийская дивизия (штаб – Санкт-Петербург)
Входившая в состав того же Гвардейского корпуса, она дислоцировалась в южных и юго-западных окрестностях Петербурга и (одной батареей) в самом Петербурге.
В начале ХХ в. она пользовалась особым расположением Николая II, проходившего в 1889–1890 гг. службу кавалерийского офицера именно в ней – в лейб-гвардии Гусарском Его Величества полку. В разговорах с офицерами дивизии император называл ее «нашей» – и знал, что каждый ее полк «имеет свои небольшие особенности»105.
Особенности эти были, по всей видимости, именно небольшими. Стоило лейб-гвардии Драгунскому полку передислоцироваться в 1902 г. из Новгородской губернии в Петергоф, как «он стал таким же, как и другие полки нашей общей семьи, как Конно-Гренадерский, Уланский Ея Величества, Л[ейб-гвардии] Гусарский»106…
Попытаемся тем не менее выявить и «небольшие особенности».
Квартировавший в Старом Петергофе (ныне Петергоф) лейб-гвардии Конно-Гренадерский полк к началу 1910-х гг. был в гвардии одной из «лучших по строевой подготовке частей»107.
Служащие в полку именовались «конно-гренадерами».
Из традиций его известна та, по которой во время обеда в офицерском собрании «никто не мог закурить, пока старший не начнет. А старший закуривал тогда, когда за чашкой кофе метрдотель ставил перед ним подсвечник с зажженной свечой», – и прикуривал от этой свечи108.
Ветеран полка Н.В. Воронович упоминал также традицию, по которой «офицеры не могут веселиться без своих солдат»109. Однако и она не была чисто конно-гренадерской; отмечая какое-либо важное для части событие, офицеры устраивали угощение и разрешали веселиться солдатам и, например, в лейб-гвардии Павловском полку110. (Речь не идет о полковых и ротных/эскадронных праздниках – которые по определению были
