«Казалось, Александр или Цезарь вернулись на землю».
Анна ПотоцкаяБенкендорф покинул салон баронессы Лаваль в надежде больше никогда не встречаться с Талейраном. Но по милости Яны ему пришлось вновь столкнуться с конкурирующими министрами: полиции и иностранных дел. Кто бы мог подумать! Сильные мира сего редко подозревают, что настоящая опасность может исходить от мелкой рыбешки.
Сама Яна, конечно, не считала себя таковой. Но что толку в ее мнении, если рядом с пестрой плотвичкой проплывали щуки и сомы? Крупные хищные рыбины готовы были сцапать маленькую принцессу в любой момент.
В конце вечера к Лаваль прибыли молодая Потоцкая и маркиза де Суза, мать ее нового любовника графа де Флао. Шурка скрипнул зубами. Оказывается, Яна еще в Варшаве питала склонность к адъютанту Мюрата красавцу Шарлю, но была не готова к решительным действиям. Их с Бенкендорфом роман в Белостоке случился от тоски и с досады на собственную скромность.
Но думать следовало не об оскорбленном самолюбии, а о круге теплых знакомств графини. Де Суза, знаменитая писательница, была некогда любовницей Талейрана. Его и называли отцом Шарля. Сам де Флао уже слишком отметился в скандальной хронике Мальмезона, чтобы не замечать его сходства с министром иностранных дел. Он побывал в постели у Каролины Мюрат и остался под розовым балдахином у Гортензии Богарне, падчерицы Наполеона, королевы Голландии. Все эти люди, как и Талейран, не хотели новой войны. Все готовы были удержать своего повелителя от похода в Индию. Удара по Англии. Столкновения с австрийцами. Испанских авантюр. И уж тем более от разрыва с Россией.
Все. Кроме Яны.
Она не понимала, что находится в кругу фактических врагов ее идола. Преданных предателей. Главарей партии мира. Если при дворе самого воинственного монарха могла существовать подобная.
Шурка вспомнил краткий разговор с Юзефом.
– Признайтесь, ведь вы сами неравнодушны к маленькой принцессе?
Понятовский смутился, дернул шеей в своем надушенном воротнике и доверительно понизил голос:
– У меня другой предмет поклонения. Но Яна… Это Яна. Вы знаете, почему она бросила мужа в Страсбурге? Он отказался разделить ее энтузиазм и вступить в ряды войска польского. Если бы графиня родилась мужчиной, у меня среди улан не нашлось бы более храброго и преданного! Она сама готова взять саблю в руки. А ее страсть к Наполеону как к вождю…
Полковник не сказал бы, что только к вождю. На балу в Фонтенбло он пригласил красавицу на танец, чтобы она имела случай поблагодарить его за спасение во время пожара. Но вместо этого услышал каскад похвал французскому императору, его двору, взлету наук и искусств в обновленной Франции. Единственное, что решительно не устраивало Яну, – француженки. Особенно те дамы, которые имели счастье обратить на себя внимание Наполеона. И первая – Жозефина.
– Я побывала в Мальмезоне, – победно сообщила маленькая принцесса. – Какое убожество. Какое уродство! Все кроме спальни Бонапарта. Вообразите, ложе в античном вкусе. На ступенях под ним огромная тигровая шкура… А в качестве балдахина трофейные знамена…
Шурка поперхнулся.
– Это напоминает плащ Марса из содранной человеческой кожи.
– Он и есть Марс. Оживший Марс!
Полковник понял, что его бывшая любовница хочет, чтобы ее растерзали на тигровой шкуре.
Как назло, Бонапарт выделял Анну, подчеркивая расположение к полякам. Приглашал на обеды в Фонтенбло, шутил. При дворе уже передавали их разговор:
– Что вам привезти из Индии, сударыня?
– Лучше из Петербурга или Москвы.
– Я не отрицаю, что по дороге мы пройдем и через эти города…
Бенкендорф сумел отомстить графине за болезненный намек.
* * *
«Герои настоящего времени, заплатив своей кровью за огромные богатства, пользовались ими самым мелким, пошлым образом».
Анна ПотоцкаяНезадолго до отъезда Александр Христофорович получил приглашение от маршала Нея. Причем не к себе, а в загородный дом Даву, находившийся на дороге в Савиньи. Поскольку это была дача, то полковник и не предвидел особого блеска. Оба героя обзавелись женами, хорошо воспитанными на старый манер, и под их присмотром старались не сморкаться под ноги.
Не желая оказаться без пары, Бенкендорф написал записку графине Потоцкой – верх учтивости, никаких намеков – и напомнил, что она еще не отдала визит вежливости чете Даву, которая в бытность маршала наместником Варшавы, по рассказам, радушно принимала ее у себя.
Маленькая принцесса вняла голосу приличий и согласилась ехать в Савиньи одновременно с русским визитером. Их кареты поровнялись на одной из солнечных аллей Булонского леса. Вокруг сновали экипажи с разодетыми, как райские птички, дамами. На траве мужчины играли в мяч или раскладывали скатерти и целыми семействами устраивали пикники.
Желание старого друга пересесть в ее карету шокировало графиню. А попытка напомнить жаркие деньки встретила самый резкий отпор. Причем искренний. В этом полковник разбирался. Иной раз дама только желает раззадорить кавалера. Но на лице у Яны было написано: прошлое в прошлом. Оставалось только сыпать проклятиями на голову ничего не подозревавшего де Флао. Именно ему она хранила верность.
«Это я открыл тебя миру!» – Бенкендорфу хотелось накричать на нее, натопать ногами, надавать пощечин. Но, испросив прощения за бестактность, полковник покорно удалился в свою карету. «Спрашивается, где был этот де Флао, когда случился пожар?»
Часа полтора они тряслись по живописной дороге, обрамленной тополями. Им попадались группы крестьян, кативших повозки, и телеги, груженные зеленью. Непривыкший уступать кучер Потоцкой кричал и щелкал бичом. Но его не пропускали, ругались в ответ и запруживали колею. Французы отвыкли снимать шапки перед знатью.
